Размещаем собственные творческие изыски лаконичных форм: стихи, рассказы, хайку, эссе и другое подобное. Стараемся вкладывать Ценное, а не просто графоманить в надежде на случайную похвалу.
Можно, я влезу Вам под кожу? Вольюсь в поток тёплой крови, что так яростно увлечённо гонит по венам необъятное сердце. Посмотрю на этот мир из глаз, нежно-игривых и холодно-яростных, что приводят в трепет существо моё. Пригреюсь в эпицентре разгулявшейся бури, наблюдая, как сносит всё она, разрушая, переворачивая с ног на голову, сминая по своему желанию, проистекающему из горечи и воли неудовлетворённой души. Я буду жить за ней, горячей и лёгкой, великодушной ко всему мелкому, беспомощному, пугливому и стыдящемуся этого, потому что не прикрыть, не спрятать от Вас ничего за потоком слов и запутанным узором на чёрствой маске, пахнущей кожей.
Я говорю: «Я». Но здесь вернее будет сказать: «Мы».
Нас много таких будет ласкаться в лучах Вашего солнца. Мы будем виться чудесными узорами, музыкой своего беспрестанного движения гармонично дополняя Ваш божественный образ, отражая его сияние дешёвыми блёстками на своих шкурах, рассыпая свет, преломлённый и искажённый, другим, таким же, как мы, чтобы вновь отражаясь, придуманный нами лик становился живее и богаче, переполняя восторгом всех, кто увидит Вас в нас. Мы разнесём своё представление о солнце по всему свету, попытаемся воспроизвести тепло, которым Вы одарили нас, и бережно сохраним воспоминания о той великой и чистой любви, которая коснулась мимолётно, непостижимая и глубокая, как последнее дно проклятого озера, в тщетных поисках которого умирают. Множество пар глаз сейчас отвернутся в смущении. Пойти на смерть, ради того только, чтобы познать и донести до остальных тень Вашей любви – разве не глупо?
Но, постойте, подождите, ведь я так и не услышала ответ на свой вопрос: «Можно»? Можно скрутиться с Вами в единый жгут, вернуться в дом, к которому так давно стремилась, не делая ничего, чтобы приблизить своё возвращение, лишь бесконечно терзаясь собственной слабостью и печалью смирения, светлой и ласковой, как руки, вырастившие меня, покрытые пигментными пятнами и сморщенные жизнью. А, знаете, я, наверное, просто не понимаю, почему нельзя. Для того, чтобы осознать это, нужно стать частью Вас. Или такой же, а, может, даже и лучше. Разве не таковым было изначальное желание, что дало всем нам сделать первый вдох в «здесь»? Но мы остаёмся самими собой, неизменными, ожидая положенного часа в «там». Он дарован милостью каждому, так к чему прилагать силы, которых нет. Ведь рано или поздно, мы, так или иначе, вернёмся домой, долгожданными или незваными, но, всё-равно, родными, а потому имеющими возможность отсудить часть той квартиры, в которой по рождению прописаны, таковы уж наши законы.
Так, что же, рискнёшь? Пустишь в уютный уголок за сердцем, поделишься собой, отдашь мне свою часть, сделав её – мной? Прошу, пожалуйста, нет более сильного счастья, чем это. Или я врасту в тебя, пущу корни, крепко, так крепко, что вытащить уже не сможешь. Лишь отдав часть себя, ту самую, что я хочу получить, ты освободишься. Я её заберу. Уже забрала. Так вырви и отдай, ну же, не трусь. Ты – не я. Сделай это.
Иначе я оплету тебя. Мы оплетём тебя. Отравим собой, выпьем все соки, всё солнце, самую суть, а потом прорастём, потянемся к новому свету за новой жизнью к старому счастью. Ведь чем большее мы забираем, тем больше жаждем получить ещё более большее.
Утоли этот голод. Удержи в себе, не позволяя пожирать тебя, согрей, не отдаваясь, позволь расти не из тебя, но рядом.
ZaСолнцем, Слушай! Там про дельфинов под кожей! Они туда-сюда, он - ох, ах, тонет-выныривает, поет! Жуть! В конце все умерли - выпили яду и "сломались"! Моя любимая!
Давайте выберем день исполнения желаний и растянем его, не обозначив границ конца, чтобы он никогда не сменялся, и на смену ему больше никогда не наступало новое утро, размахивая сияющим штандартом власти, пришедшей возвести иные порядки, выбив видоизмененные приоритеты жизни поверх стершихся со временем символов, начертанных на столпах прошлого.
Только солнце всё-равно осветит мир, пылая огнём правды на позолоченных доспехах, ослепляющих яркостью и белизной, разгорится в сердцах и отразится в мыслях тысячью лучей, и бездной света выжжет притаившиеся серые тени, жалкими останками пытающиеся затаиться, клубясь внутри старых, поломанных и проржавевших лат защитников прошедшего дня. И чья-то неосторожная нога наступит на последнее убежище мрака старины и безжалостно выставит его под огонь солнца нового мира, и не будет ему ни веточки, ни соломинки, за которые можно спрятать дым своего существа, обнаженный и не поддерживаемый пламенем ни одного костра, пустой дым, который развеется по ветру, как быль, которая больше никогда не станет явью, как шепот давних лет, чей тусклый призрак ещё, быть может, промелькнет под покровом ночи в страшных сказках, шутках юности над старостью, треске поленьев под крохотным языком красного отблеска, взметнувшегося искрой ввысь.
И невдомек никому представить, как страшно некогда чадил этот дым, в сколь многие ноздри проникал и сколько лёгких разъедал когда-то. Как, сходя с ума от удушья, и не ведая о том, как воздух может быть чист, царапали свою грудь надышавшиеся дымом и, изнемогая от рези, искали причину в своих органах, вырывая из себя один за другим, чтобы судьи над ними взвешивали их на чашах весов и измеряли, проверяя на мельчайшие изъяны, а, обнаружив, объявляли их причиной, порождающей болезни, не видя скопившийся мрак, остававшийся пировать на опустошенной, очищенной от всего земного оболочке, что предавали с почестью земле и нарекали святостью, к которой следует стремиться.
Кто подпалит сегодняшний позолоченный штандарт? Когда кому-нибудь, не отягченному стремлением к свету, хватит любопытства заглянуть, что прячется за нынешними белыми доспехами? Сравнит ли этот кто-то дым нового стандарта с тем, что когда-то исходил от старого?
До этого момента все будут дышать светом, принимая его за дым, и дымом, принимая его за свет, пока не задохнутся однажды, ибо ни тот, ни другой для дыхания не пригоден.
Где ветер, воздух, что наполнит легкие, раздвинет их, скрючившиеся, голодные, пробудит пульсацию под капканом ребер, и легкость переполненностью своей? Когда каждый вздох станет радостью и жизнью, тогда не будет необходимости больше искать глазами солнце и проветривать дым, выгоняя из светлой квартиры полотенцем через форточку, как досадное насекомое, что слишком больно жалит в случае непопадания по нему мухобойкой.
Но, пока ветра нет, ведь глазами увидеть его сложно, он – невидимка, что проявляет свое присутствие через колыхание листьев или гнёт деревьев, про него вспоминаешь лишь тогда, когда обнаруживаешь могучих гигантов, чьи корни выворочены тем, чего, казалось бы, и нет вовсе.
Тогда ты распахиваешь дверь и вдыхаешь поглубже и надеешься, в глубине своей, что вот это то, наконец-то, точно воздух: почувствовал, понял, поймал, удалось! Да только все-равно, нет-нет, да и всплывает червячок сомнения, а не умчался ли твой ветер давно уже прочь, оставив после себя для тебя лишь разруху, ничто, пустоту, которую ты и пытался ловить руками и вкладывать себе в рот, как сэндвич с сыром, ведь все давно привыкли утолять голод едой, давно не чувствуя и не различая его оттенков и тональностей.
Лишь иногда, наедине с собой, вдруг, накатит, и тогда задумываешься, а какой же он, все-таки, настоящий ветер? Чем играет он в полях, как создан и к чему стремится?
И, почему же, подразнив, разрушает всё вокруг и раздувает пожар до небес и выдергивает из почвы души, зачем, если он – сама жизнь, не даёт жизни никакой, лишая привычного дыма и пригоняя облака, закрывая солнце.
И правильно ли вдыхать лишь его одного, не оглядываясь на то, чем многим поколениям вполне успешно удавалось дышать раньше, и в росчерках истории остались бесчисленные мемориалы взвешенных и идеальных тел в доспехах, окруженных ореолом правильности, растасканных по частям и изученных до дыр.
И, может быть, стоит научиться дышать солнцем и жить под солнцем, да как это осуществить, если в нас заложено дышать воздухом и ветром?
И, может быть, стоит научиться дышать солнцем и жить под солнцем, да как это осуществить, если в нас заложено дышать воздухом и ветром?
Извлечь из эмиссионного спектра гелия съедобные компоненты Где-то встречался рассказ о фрукте, маленький кусочек которого держит сытым человека целый день и на вкус он типа клубники с горохом (не представляю). Честно, вот не помню откуда это
Извлечь из эмиссионного спектра гелия съедобные компоненты
О) отличный план) мне стоило догадаться)
на вкус он типа клубники с горохом (не представляю)
Сочетание гороха и клубники - это совсем не то, что хочется представлять. Впрочем, поробовав такое, действительно не захочешь есть весь день, чего уж там.
песню еще не слышала)
Хорошо что не ем сэнвичи и сыр!