Сутра Помоста Шестого Патриарха

«Сутра Помоста Шестого патриарха» является центральным произведением чань-буддизма, излагающим все основные постулаты этого течения. Здесь приведен вариант «Сутры» XIII века (так называемый вариант Цзунъюя, 1291 г.), ставший каноническим для всего учения Чань и вошедший в Трипитаку. Первоначальный вариант «Сутры» был создан в середине VIII века. По преданию, он был записан учеником Хуэйнэна Фахаем (автором предисловия к «Сутре»), однако более вероятно, что реальным составителем текста был другой ученик Хуэйнэна — Шэньхуэй.

д.и.н., проф. А.А.Маслов^*.

Предисловие Дэи (1290)

О утонченный Путь-Дао, пустой и сокровенный, нельзя даже помыслить твой смысл! И лишь забыв о словах, можно постичь его суть...

Слова «Сутры Помоста» просты, но смыслом богаты, ясны своим принципом и решимостью к поступкам, — все это способствует [вхождению] в бесчисленные врата Буддийской Дхармы.

«Сутра Помоста» была во многом сокращена последующими поколениями, а поэтому [теперь уже] не увидишь сути учения Шестого патриарха во всей ее великой полноте. Когда я, Дэи, был молодым, я видел старую копию текста и с тех пор уже тридцать лет разыскивал ее. И вот сегодня после поисков я получил полный текст, что передавался через наших предков¹. Я опубликовал его, [когда жил] в чаньском Убежище Отдохновения (Сюсюань), что в Учжуне².

Предисловие Фахая

Имя нашего наставника было Хуэйнэн. Отцом его был Лю Синтао, а мать происходила из рода Ли. Он появился на свет между 11 часами вечера и часом ночи в восьмой день второго месяца двенадцатого года Чэньгуаня (27 февраля или 28 марта 638 года³ — А.М.). Когда он родился, снопы света взметнулись в небо, а комната наполнилась удивительными ароматами. А к вечеру Два странных монаха посетили отца нашего наставника и сказали:

— Ребенку, что родился прошлой ночью, требуется дать благодатное имя. Пускай первый иероглиф его имени будет «Хуэй», а второй — «Нэн».

— А что означает «Хуэй» и что означает «Нэн»? — спросил отец.

— «Хуэй» означает умение даровать благодать живым существам, «Нэн» — способный на то, чтобы осуществлять деяния Будды, — ответили монахи.

Сказав это, они тотчас ушли, и никто так и не узнал, откуда они появились.

Наставник не пил молока матери — по ночам священные небожители приносили ему сладкие росы⁴. Когда он вырос и ему исполнилось 24 года, он услышал, [как монах читает] сутру и познал Путь. После этого он отправился в горы Хуанмэй в поисках благословения. Пятый патриарх понял, какие способности таятся в нем, завещал ему рясу и Дхарму и сделал его своим наследником. Произошло это в 661 году.

Наставник вернулся на юг, где скрывался в течение шестнадцати лет. На восьмой день первого месяца Ифэна (26 февраля 676 года — А.М.) он повстречал наставника Дхармы Иньцзуна и принялся с ним рассуждать о сокровенно-утонченном. И тут под воздействием проповеди нашего наставника Иньзцун получил просветление. На пятнадцатый день того же месяца, перед тем как собрать всю сангху, Хуэйнэн обрил себе голову⁵. На восьмой день второго месяца несколько монахов, известных своей благодатью, собрались вместе и посвятили его. Мастер винаи (монастырских правил — А.М.) Чжигуан из Сицзина провел его посвящение. Наставник винаи Хуэйцзин из Сучжоу наблюдал за правильностью ритуала. Наставник винаи Тунъин из Цинчжоу выполнял обязанности учителя. Наставник винаи Цитоло из Индии читал молитвы и предписания. Наставник Трипитаки из Индии Мидо засвидетельствовал правильность действий всех остальных.

Помост для посвящения [в монастыре Фасинсы] был воздвигнут при династии Сун наставником Трипитаки Гунабхадрой⁶, который тогда же поставил [перед платформой] каменную стелу с надписью: «В будущем живой Бодисаттва получит здесь посвящение». В 502 году в период правления династии Лян наставник Трипитаки Цияо прибыл сюда по морю из Индии, привезя дерево Бо⁷, которое посадил перед помостом. Он же предсказал: «Через сто семьдесят лет живой Бодисаттва будет проповедовать учение Высшей колесницы под этим деревом и принесет спасение бесчисленному множеству людей. Обладая всей полнотой Дхармы, он воистину будет передавать печать сознания Будды».

Таким образом Наставник получил постриг, ему были переданы заповеди, и ради спасения сангхи он распространял учение о «единой передаче» [от сердца к сердцу] именно так, как было предсказано в прошлом⁸.

Весной следующего года Наставник покинул общину и отправился в монастырь Баолинь, а Иньцзун и еще тысячи монахов и мирян провожали его. Вскоре он прибыл в Цаоси. В то время наставник винаи Тунъин, которого сопровождали несколько сот последователей, прибыл в монастырь Баолинь в Цаоси, узнав, что Наставник поселился в нем.

Увидев, что постройки монастыря слишком малы, чтобы вместить все общину, Хуэйнэн решил расширить его. Он обратился к жителю этих мест Чэнь Ясяню:

— Я прошу Вас пожертвовать нам небольшой кусок земли, который я хотел бы покрыть своей нисиданой (монашескими одеждами для медитации, т.е. взял бы под покровительство — А.М.). Сможете ли Вы выполнить мою просьбу?

— Сколь широки Ваши одежды? — спросил Чэнь Ясянь.

Патриарх скинул свою рясу, показал ее Чэнь Ясяню, и тот согласился исполнить просьбу. Но когда Наставник раскатал свою одежду целиком, то она покрыла весь Цаоси. Четыре Небесных правителя, воплотившись в тела, опустились на колени и стали охранять это место по четырем направлениям. Благодаря этому холм, который располагался внутри монастырской ограды, стал называться Холмом Небесных правителей.

Чэнь Ясянь сказал: «Я постиг всю широту могущества Вашей Дхармы. Однако могилы моих предков лежат на этой земле, они завещали возвести здесь свои погребальные сутры, а поэтому прошу Вас сохранить их. Остальные же постройки [что остались на этой земле], Вы можете разобрать, если Вы захотите расчистить место для драгоценного монастыря, которому суждено стоять в вечности. В этих горах на вершинах встречаются живые драконы и белые слоны (благие знаки буддизма — А.М.), а поэтому пускай ваши постройки будут вровень с небом и не беспокоят то, что упокоено в земле».

Позже, когда приступили к сооружению монастыря, всем этим предписаниям строго следовали.

Наставник немало интересовался красотами близлежащих местностей, останавливался в разных местах на отдых, и со временем [в тех местах, где он останавливался], было возведено более тридцати построек. Одним из них стал монастырь Хуагосы, и Наставник даже повесил табличку с надписью на его воротах.

История монастыря Баолинь была следующей. Цияо — наставник Трипитаки из Индии, направляясь в Наньхай, проходил через местечко Цаоси. Испив немного воды из местного источника, он нашел вкус ее восхитительным. Подумав, что все это удивительно, он сказал своим ученикам: «Эта вода ничем не отличается от той, что [я пил] в Индии. Исток ее лежит наверняка в каком-нибудь священном месте, где следует возвести монастырь».

Они отправились по течению ручья и кругом видели горные водные потоки, что струились вокруг, и пики поразительной красоты. В восхищении Цияо воскликнул: «Вот поистине драгоценный лес (Баолинь) гор Индии!» А затем он обратился к жителям деревушки Цаоси: «Вы должны воздвигнуть монастырь в этих горах. Через сто семьдесят лет величайшая драгоценность Дхармы взрастет и будет развиваться здесь, а тех, кто достигнет озарения, будет столь же много, сколько деревьев в этом лесу. И было бы благодатным дать монастырю имя "Драгоценный лес" — "Баолинь"».

Через некоторое время уездный секретарь Шаочжоу Хоу Цинчун доложил о том, что сказал Цияо, на высочайшее имя, и император, отозвавшись на прошение, отослал в дар табличку, посвященную Баолиню⁹. Монастырь был возведен. Строительство его было завершено в 504 году в период правления династии Лян.

Перед Залом Будды располагался водоем, в котором порой появлялся дракон, производя немалый беспорядок и ломая деревья, что стояли вокруг. Однажды он появился вновь, представ особенно огромным и подняв большущие волны в водоеме, облака и туман взметнулись вверх, заслонив небо, — это заставило трепетать монашескую общину. Наставник пожурил дракона: «Ты можешь появляться лишь огромным, но не можешь быть маленьким. Если бы ты был настоящим священным драконом, ты мог бы без труда изменяться. Когда бы ты имел небольшое тело, то мог бы становиться большим, а когда был огромен, мог бы становиться небольшим».

Дракон тотчас исчез, а через мгновение появился вновь, но на этот раз небольшим, и начал танцевать по поверхности водоема. Наставник поднял свою чашу и сказал: «Настолько ли ты смел, чтобы опуститься на дно моей чаши?» Дракон прыгнул, а Наставник подхватил его своей чашей так, что тот не мог даже двинуться. Наставник отнес свою чашу в зал, где он прочитал заклинание над драконом, который тотчас начал утрачивать свое тело и исчезать. Тело его стало лишь семи цуней, при этом сохранились голова, шея, рога и хвост — все это было решено хранить в монастыре. Позже Наставник наполнил водоем землей и камнями и возвел на этом месте железную ступу. Она и по сей день стоит с левой стороны перед Залом Будды.

Глава 1
ПОСТУПКИ И КАЧЕСТВА

Однажды, когда Великий учитель¹⁰ прибыл в монастырь Баолиньсы¹¹, наместник¹² области Шаочжоу¹³ вместе с чиновниками взошли на гору¹⁴ и обратились с просьбой к учителю придти в монастырь Дафаньсы¹⁵, который находился внутри городской стены, дабы многие люди могли бы послушать проповедь о раскрытии связей между дхармами¹⁶. Как только учитель взошел на помост¹⁷, наместник и с ним более тридцати чиновников, более тридцати конфуцианцев-книжников¹⁸, буддийские монахи и монахини¹⁹, последователи Пути²⁰ и миряне, числом более тысячи, — все они одновременно выразили учителю знаки почтения в надежде услышать важнейшие наставления в Дхарме.

Великий учитель, обратившись к людям, сказал:

О глубокомудрые!²¹ Само-природа бодхи²² изначально чиста и не загрязнена²³. Поэтому необходимо лишь использовать эту чистую душу и уже благодаря этому можно непосредственно обрести состояние Будды²⁴. О глубокомудрые! Лишь вслушайтесь в смысл моего жизненного пути и моих поступков, благодаря которым я и сумел достичь Дхармы.

Отец мой строгий родом был из Фаньяна, затем переехал в Линьнань и стал жителем области Синьчжоу²⁵. В ту пору бытие наше было безрадостно, отец рано угас, мы со старушкой-матерью стали влачить жалкую жизнь и вновь переехали, теперь уже в Наньхай.

Жизнь наша была полна трудностей и бедна, и существование наше я поддерживал лишь тем, что торговал дровами на рынке.

Однажды некий чужестранец пришел покупать дрова и попросил меня отнести купленные дрова к нему на постоялый двор. После того как чужестранец получил дрова, он вручил мне деньги. Выйдя из ворот наружу, я увидел, как какой-то незнакомец читает вслух буддийские сутры. Лишь только я услышал слова сутры, как тотчас сердце мое пробудилось, и я спросил:

— Что за сутру читает почтенный господин?

— Это — «Алмазная сутра» («Пратья-парамита сутра» — А. М.)²⁶, — ответил незнакомец.

— Откуда вы пришли? Где сами услышали эту сутру? — продолжил любопытствовать я.

— Я пришел из монастыря Дунчаньсы, что расположен в области Цичжоу в уезде Хуанмэйсянь²⁷. Руководит этим монастырем Пятый патриарх — Великий учитель Хунжэнь, а учеников в его братстве — более тысячи человек. Я пришел туда, поклонился учителю и получил от него эту сутру. Великий учитель нередко приглашает к себе монахов и обращается к ним с такими словами: «Надо лишь придерживаться наставлений "Алмазной сутры", и тогда сам прозреешь свою изначальную природу и непосредственно станешь Буддой».

Послушав эти речи, и из-за того, что еще раньше на мне лежала печать предопределения (пратьяя), я удостоился получить от незнакомца десять лян серебра, которые он велел мне оставить матери, чтобы та не страдала без одежды и еды. После чего он наставил меня отправиться в уезд Хуанмэйсянь и поклониться Пятому патриарху. Обустроив жизнь матери, я распрощался с ней, и вот не прошло и тридцати дней, как я уже достиг уезда Хуанмэйсянь и поклонился Пятому патриарху²⁸.

Пятый патриарх спросил:

— Откуда ты родом? К чему ты стремишься? Твой ученик — простолюдин родом из Линьнани, из области Синьчжоу. Я пришел издалека поклониться Учителю и стремлюсь лишь к тому, чтобы обрести Будду [внутри себя]. Никаких других стремлений я не имею, — произнес я в ответ.

— Родом ты из Линьнани, да и вид у тебя дикаря²⁹. Как же тебе стать Буддой? — удивился патриарх.

— Люди хотя и разделяются по своему происхождению на южан и северян, но природа Будды в своем изначалии не имеет ни севера, ни юга. Хотя дикарь по своему виду и отличается от монаха, в чем же они отличаются по своей природе Будды?³⁰ — в ответ спросил я.

Пятый патриарх желал еще поговорить со мной, но заметил, как его ученики обступили нас слева и справа, а поэтому велел мне идти вместе со всеми и приниматься за выполнение дел.

Я произнес: «Ученик, который в своем сердце постоянно порождает мудрость, никогда не расстается с собственной изначальной природой. Именно это и есть нива благословения³¹. Так зачем же идти с монахами и заниматься какими-то делами?».

«Ах ты, дикарь! — воскликнул Пятый патриарх. — Хватит тебе рассуждать. Ступай к конским яслям [на задний двор]!»

Я, Хуэйнэн, удалился на задний двор, где один из последователей велел мне рубить дрова. И этой работой занимался я больше восьми месяцев.

Однажды Пятый патриарх неожиданно подошел ко мне, [когда я работал на заднем дворе], и сказал: «Я думаю, что тебе можно найти достойное применение. Однако я беспокоюсь за то, что может найтись недобрый человек, который испортит тебя. Поэтому я и не захотел, чтобы ты так много говорил. Понимаешь ли ты, о чем я говорю?» Я ответил: «Ученик понимает смысл сказанного его учителем. Поэтому Вы и не позволили мне проявить себя перед братством, дабы другие братья не искусились».

Как-то раз Пятый патриарх собрал учеников и обратился к ним: «Нет в мире дела более великого, чем [цепь] людских рождений и смертей!³² День ото дня вы лишь пытаетесь достичь чертогов счастья, но не стремитесь избавиться от того моря страданий, что [несет в себе бесконечная череда] рождений и смертей. И тем самым вы замутняете собственную изначальную природу. А заслуги — кого они могут спасти? Пускай каждый из вас прозреет высшую мудрость и обретет природу мудрости-праджни³³, что коренится в его сердце, а затем напишет об этом мне стих-гатху³⁴. Тот, [в чьей гатхе будет видно] просветление и Великий Смысл, тот и получит от меня рясу и Дхарму³⁵ Шестого патриарха. И поторопитесь! Не задерживайтесь, ибо напряжение сознания отнюдь не означает срединного использования³⁶. Человека, что прозрел свою внутреннюю природу, можно сразу узнать, стоит ему сказать лишь [слово об этом]. И даже если он находится в пылу сражения³⁷, его можно сразу заметить».

Получив наставления, ученики удалились и принялись говорить друг другу: «Стоит ли всем нам очищать свое сердце в поисках смысла, создавая гатху, и показывать ее Его Святейшеству? Старший монах

Шэнсюй³⁸, что является нашим наставником³⁹, должен получить [рясу Шестого патриарха]. И даже если мы будем с превеликим тщанием писать гатху, то это окажется лишь пустой тратой сил».

Послушав друг друга, ученики решили отдохнуть сердцем [и не писать гатху], заявив: «Мы и так последуем за мудрым Шэньсюем. Так к чему нам еще неприятности?».

Шэньсюй же размышлял: «Никто из учеников не будет писать гатху лишь потому, что я являюсь их наставником, а поэтому я один обязан написать гатху и передать ее Учителю. Если же и я не захочу делать этого, то как же патриарх узнает, что в сердце моем я прозрел освобождение [от мирских страстей], [познал] и мелкое и глубокое? Если смысл того, что я примусь за написание гатхи, заключен в стремлении получить Дхарму, то он — добродетелен. Если бы он объяснялся лишь желанием получить титул патриарха, то был бы недобродетелен. Так чем бы я отличался от человека с обычным сердцем, что стремится просто украсть место патриарха? Но если я не напишу гатху, то я не получу и передачу Дхармы. Вот великая трудность!».

Перед залом Пятого патриарха было три галереи, стены которых были расписаны придворным художником Лу Сюем⁴⁰ на мотивы «Ланкаватара-сутры»⁴¹, а также «Схем кровеносных каналов Пятого патриарха» (генеалогическая линия школы — А.М.), дабы запечатлеть это событие в памяти будущих поколений.

Когда Шэньсюй закончил писать гатху, он пытался несколько раз вручить ее патриарху, но каждый раз, лишь только он становился перед залом [патриарха], сердце его приходило в смятение, по телу начинал струиться пот, и он все никак не мог набраться мужества и войти к патриарху. И хотя за четыре дня он предпринял тринадцать попыток, патриарх так и не получил его сочинения.

Шэньсюй же подумал: «Не написать ли мне [гатху] на стене галереи, здесь ее случайно и заметит патриарх? Если он высоко отзовется о ней, то я пойду поклонюсь патриарху и скажу, что это написано мною, [Шэнь]сюем. Если же он отзовется о гатхе плохо, то скажу, что я провел в горах [Хуанмэйшань вместе с патриархом] несколько лет, мне поклонялось множество людей, но сумел ли я выпестовать Дао?».

Ночью в третью стражу (в 12 час. — А.М.) тайно от всех, держа в руках лампу, он начертал гатху на южной стене галереи, дабы патриарх мог узреть его сердце.

Гатха гласила:

Тело наше — это древо Бодхи⁴²,
Сердце подобно подставке для ясною зерцала.
Час за часом мы тщательно протираем его,
Не оставляя ни мельчайшей пылинки.

Написав гатху, Шэньсюй тотчас вернулся в свою келью, и ни один человек ни о чем не узнал. Шэньсюй же думал: «Днем Пятый патриарх увидит мою гатху, и если она понравится ему, то я буду достоин принять Дхарму⁴³. Если же он будет недоволен, то значит, я заблуждаюсь, препятствия предыдущей кармы тяготеют надо мной, и я не достоин принять Дхарму. О, сколь сложно проникнуть в мысли патриарха!» Так он предавался мыслям в своей келье, лежал, но не мог успокоиться и так провел время до пятой стражи (до утра — А.М.).

Патриарх же уже знал, что Шэньсюй так и не вошел во врата Дхармы, не прозрел свою внутреннюю природу⁴⁴. Как только рассвело, он послал за художником Лу [Сюем] и отправился вместе с ним к южной стене галереи обсудить росписи. Здесь он случайно и увидел гатху, [что написал Шэньсюй]. Патриарх сказал [художнику]: «Вы можете не расписывать эту стену, простите, что Вам пришлось придти издалека. Сутра говорит: "Все проявления нашего мира — пусты и иллюзорны". Было бы лучше оставить эту гатху здесь на стене, дабы люди могли повторять этот стих. Если они будут воспитывать себя, опираясь на эту гатху, они сумеют избежать Пути зла, [обусловленного нашим существованием]⁴⁵. Поистине, велика будет заслуга того, кто будет пестовать в себе [смысл] этой гатхи!»

А затем патриарх приказал ученикам: «Возожгите благовония и поклонитесь в знак уважения, повторите эту гатху, дабы вы смогли узреть ее внутреннюю природу». Повторив гатху, все монахи воскликнули «Как замечательно!».

Во время третьей стражи (в полночь — А.М.) патриарх послал за Шэньсюем, велев ему явиться к нему в зал. [Когда тот пришел], патриарх обратился к Шэньсюю:

— Не ты ли написал гатху?

— Действительно, это я написал, — ответил Шэньсюй. — Я не надеюсь занять место патриарха, но надеюсь, что Вы, Учитель, проявите милосердие и скажете, обладает ли Ваш ученик хотя бы малой толикой мудрости!

— Написав эту гатху, — сказал патриарх, — ты не прозрел собственной изначальной природы. Ты лишь подошел ко вратам Дхармы, но не проник внутрь. Если таким образом стремиться к освобождению, искать непревзойденно высокое просветление-бодхи, то вряд ли ты добьешься успеха. Для непревзойденно высокого просветления-бодхи необходимо познать собственное изначальное сердце, что стоит за словами, прозреть изначальную природу, [выйти из круга] рождений и смертей и в любой момент постоянно думать о самосозерцании. Мириады дхарм никогда не останавливаются, а в одной истине пребывают все истины. Таковы мириады миров. Таково и наше сердце — а это значит, что оно и есть воплощение истины. И если именно так ты будешь взирать на все это, то это и станет само-природой непревзойденно Высокого бодхи. Иди, поразмышляй один-два дня [над тем, что я сказал тебе], а затем напиши новую гатху и принеси ее мне посмотреть. Если эта гатха будет [свидетельствовать] о твоем вступлении во врата, то ты соответствуешь и рясе и Дхарме.

Шэньсюй поклонился и удалился. Но вот прошло уж несколько дней, а гатха все еще не была готова, сердце пребывало в смятении, дух и мысль никак не могли успокоиться, и он будто грезил наяву. Сидел, стоял — все было ему не в радость.

Как-то через пару дней один молодой монашек проходил через галерею и повторял вслух слова гатхи, [что написал Шэньсюй]. Я, Хуэйнэн, лишь только услышал эту гатху, тотчас понял, что нет в ней прозрения изначальной природы. И хотя не являлся я наставляющим учителем, [каковым был Шэньсюй], я с раннего времени познал Великий смысл. Я спросил монашка:

— Что за гатху Вы повторяете?

— Ты, дикарь — откуда тебе знать об этом? Великий учитель [Хунжэнь] так сказал: «Нет в мире дела более великого, чем [цепь] людских рождений и смертей. Тот, кто желает принять от меня рясу и Дхарму, должен сочинить гатху и показать ее мне. Если я почувствую в ней Великий смысл, то передам этому человеку рясу и Дхарму Шестого патриарха. Старший монах Шэньсюй начертал на южной стене галереи "Гатху об отсутствии внешних проявлений", и Великий учитель велел всем нам повторять ее, [сказав]: "Надо пестовать себя на основе этой гатхи, дабы избежать Пути зла. Поистине, велика будет заслуга того, кто будет пестовать в себе [смысл] этой гатхи"».

— Я тоже должен повторять эту гатху, чтобы в будущем достичь плодов этого! — воскликнул Хуэйнэн.

О премудрый!⁴⁶ Вот уже в течение восьми месяцев я молочу рис и даже не подходил к залу [настоятеля]. И я лишь мечтаю о том, чтобы Вы, премудрый, показали мне, где написана гатха, дабы я мог свершить перед нею поклонение.

Монашек отвел меня к тому месту, где была написана гатха, дабы я мог поклониться. Я же сказал: «Я не умею читать, поэтому прошу Вас, достойный монах, прочтите мне ее». В тот момент находился там окружной помощник цензора⁴⁷ из области Цзянчжоу⁴⁸ по фамилии Чжан, по имени Жиюн, который и прочел эту гатху громким голосом. Я, послушав ее, сказал:

— У меня тоже есть одна гатха, льщу себя надеждой, что чиновник запишет ее.

— Поистине удивительно, — воскликнул чиновник, — что ты также способен сочинить гатху!

— Я лишь стражду обрести непревзойденно высокое просветление-бодхи, — вновь обратился я к чиновнику, — не пренебрегайте новичком. Даже самые низкие люди могут обладать высочайшей мудростью, а высочайшие люди могут не обладать ни смыслом, ни мудростью. Если Вы будете с пренебрежением относиться к другим, Вы впадете в бесчисленное множество грехов.

— Что ж, — сказал чиновник, — диктуй свою гатху, я запишу ее для тебя. Но не забудь, если ты получишь Дхарму, прежде всего спасти именно меня!

Хуэйнэн произнес гатху:

Изначальное бодхи — отнюдь не дерево,
У пресветлого зерцала нет подставки.
Изначально не существовало никаких вещей,
Так откуда же взяться пыли?⁴⁹

Как только чиновник записал эту гатху, все, кто присутствовал при этом, были столь поражены, что даже не смогли сдержать возгласов восхищения. Все говорили друг другу: «Сколь удивительно! Нельзя судить о людях по их внешности! Как оказалось, что столь долгое время среди нас был воплощенный бодисаттва?!».

Патриарх [Хунжэнь], увидев, сколь была поражена паства, убоялся, что это может навредить мне, и поэтому сказал о гатхе: «И он тоже не прозрел свою внутреннюю природу».

Все решили, что так и есть.

На следующий день патриарх тайно пришел в помещение, где молотили рис. Увидев, как Хуэйнэн, привязав к пояснице камень⁵⁰, толчет рис, патриарх сказал: «Человек, что стремится к [познанию] Пути, ради Дхармы готов забыть и о собственной жизни. Так ли это?». А затем спросил: «Готов ли рис?» — «Рис готов уже давным-давно! — ответил я. — Он лишь ждет, когда его просеют».

Патриарх ударил три раза своим посохом и удалился.

Я, Хуэйнэн, тотчас понял, что имел в виду патриарх. Как только пробила третья стража, я вошел в покои к [патриарху]. Патриарх, развернув свою монашескую рясу⁵¹ как ширму, дабы никто не мог видеть нас, начал проговаривать «Алмазную сутру». Как только он дошел до пассажа: «Следует пробудить свое сердце, будучи свободным от любых привязанностей»⁵², я, Хуэйнэн, получив Великое Озарение, воскликнул: «Все мириады дхарм неотделимы от нашей собственной изначальной природы!».

[Затем], обращаясь к патриарху, я сказал: «Когда бы я мог подумать, что наша внутренняя природа изначально абсолютно чиста! Когда бы я мог подумать, что наша внутренняя природа изначально свободна от цепи рождений и смертей! Когда бы я мог подумать, что собственная внутренняя природа абсолютно самодостаточна!

Когда бы я мог подумать, что собственная внутренняя природа изначально недвижима! Когда бы я мог подумать, что собственная внутренняя природа изначально способна породить мириады дхарм!».

Поняв, что я получил просветление, патриарх, обратившись ко мне, сказал: «Тому, кто не познал собственного изначального сердца, не будет пользы от изучения Дхармы. Если же ты познал изначальное сердце свое, прозрел собственную изначальную природу, то будешь зваться "мужем достойным", "Наставником

Небес и людей" и "Буддой"»⁵³.

Так, когда пробила третья стража, я, Хуэйнэн, получил Дхарму, и никто из людей не узнал об этом. Мне было передано учение о моментальном просветлении, а также патра и ряса. [Патриарх] сказал: «Отныне ты — Шестой патриарх. Оберегай себя, распространяй наше учение и не дай ему прерваться».

Пятый патриарх заговорил вновь: «Когда первый патриарх Бодхидхарма впервые пришел на землю, люди не поверили ему. Поэтому его ряса передается как воплощение веры из поколения в поколение. Дхарма же передается от сердца к сердцу, и только лишь собственными усилиями можно достичь самопросветления и самоосвобождения. С давних времен было принято от Будды к Будде передавать изначальную суть [учения], от наставника к наставнику наследовать тайную печать изначального сердца. Поскольку [передача] рясы может привести к спорам, ты будешь последним [в этом ряду], и не передавай ее дальше. Если ты передашь рясу другим, то жизнь твоя будет висеть на шелковинке (находиться в опасности — А.М.). Тебе надо побыстрее уходить! Боюсь, что другие могут причинить тебе вред».

Я спросил: «Куда же мне податься?» Патриарх ответил: «Дойдешь до Хуай[цзи] — пережди, а как дойдешь до [Сы]хуэй — укройся там»⁵⁴.

Получив после третьей стражи патру и рясу, я сказал: «По происхождению я — южанин, а поэтому не знаю местных горных троп. Как же мне выйти к реке, [чтобы сесть на лодку]?» Пятый патриарх ответил: «Тебе не стоит беспокоиться, я сам провожу тебя».

Пятый патриарх проводил меня до станции Цзюцзян⁵⁵, а там велел мне сесть в лодку и сам взялся за весло. Я воскликнул:

— Пускай высокочтимый монах сядет, Ваш ученик сам возьмет весло!

— Именно я должен переправить тебя через реку⁵⁶, — ответил Пятый патриарх.

— Когда человек пребывает в заблуждениях, именно учитель должен переправлять его. Просветленный же человек переправится сам, — ответил я. — Хотя для всех существует лишь одно слово «переправляться», но используют его по-разному. И хотя я, Хуэйнэн, родился на границе и речь моя неправильна, но я удостоился чести принять от Достойного учителя передачу Дхармы и сегодня достиг просветления. И я должен благодаря собственной внутренней природе переправить себя сам!

— Именно так! Именно так! — воскликнул патриарх. — Отныне учение Будды благодаря тебе станет повсеместным. Через три года после твоего отъезда я покину этот мир⁵⁷. Лучше тебе уйти именно сегодня, приложить все усилия, чтобы попасть на юг. Но не торопись со своей проповедью — буддизм нелегко распространить.

Распрощавшись с Пятым патриархом, я отправился на юг и приблизительно через два месяца достиг пика Даюй⁵⁸. Тут я заметил, что несколько сот людей следуют за мной, намереваясь украсть патру и рясу. Среди них был один монах, в миру носивший фамилию Чэн и имя Хуэйминь⁵⁹. Когда-то [в мирской жизни] он был военачальником четвертой степени⁶⁰, характером обладал грубым, мыслями был горяч и выделялся среди тех, кто преследовал меня.

Я скинул рясу и положил ее вместе с патрой на камень, воскликнув: «Ряса эта — не более чем символ веры. Так стоит ли враждовать из-за нее?» Затем я укрылся в зарослях травы.

Вперед выступил Хуэйминь, попытался обнаружить [меня], но не смог и взмолился: «Послушник, послушник!⁶¹ Я пришел не за рясой, а пришел за Дхармой!»

Тогда я, Хуэйнэн, вышел из своего укрытия и, скрестив ноги, сел на камень. А Хуэйминь, отвесив мне поклон, сказал: «Надеюсь, что послушник наставит меня». Я ответил: «Поскольку ты пришел за Дхармой, то тебе следует прежде всего очистить сердце от всех проявлений [внешнего мира], пускай ни одна мысль не рождается в тебе. Тогда я буду наставлять тебя».

После того как [Хуэй]минь медитировал в течение долгого времени, я обратился к нему: «Не размышляя о добре и зле, прямо сейчас можешь ли ты мне сказать, каковым был твой изначальный лик?»⁶²

Как только Хуэйминь услышал эти слова, он тотчас получил просветление и тем не менее вновь спросил: «Есть ли еще какой-то тайный смысл за пределами тех тайных речей и того тайного смысла, [который проповедовали чаньские патриархи]?» Я ответил: «То, что я говорю тебе, не относится к тайному. Если ты обратишь свой ясный взор внутрь себя, то именно там обнаружишь ты тайное». Хуэйминь воскликнул: «Я, Хуэйминь, хотя и учился в горах Хуанмэй⁶³ [у Пятого патриарха], в действительности так и не узрел собственный истинный лик. Сегодня после мудрых наставлений я стал подобен страдающему от жажды человеку — лишь он может воистину знать, что такое холодная и горячая вода. Прошу Вас, Брат, станьте моим наставником».

Я ответил: «Если это так, то и я и Вы являемся учениками одного наставника из Хуанмэй, берегите себя». Хуэйминь вновь спросил: «Куда теперь отправиться Хуэйминю?» Я, Хуэйнэн, сказал: «Дойдешь до Хуай[цзи] — пережди, а как дойдешь до [Сы]хуэй — укройся там». При этих словах [Хуэй]минь поклонился.

Затем я пришел в Цаоси, но и там недобрые люди преследовали меня, и мне пришлось укрыться в Сыхуэй среди охотников. В течение пятнадцати лет я проповедовал охотникам. Охотники показывали мне свои силки, но лишь стоило мне увидеть живое существо, [что попало в силки], я его отпускал. Когда приходило время еды, я клал [охотникам] овощи в котел для мяса. Некоторые спрашивали меня, я же говорил в ответ: «Ешьте только овощи, что лежат рядом с мясом».

Однажды я размышлял: «Настало время проповедовать Дхарму, не должен я постоянно вести затворническую жизнь». После этого я покинул эти места и отправился в Гуанчжоу в монастырь Фасинсы (Монастырь природы Дхармы)⁶⁴

Как раз в ту пору там мастер Иньцзун⁶⁵ наставлял [монахов] в «Махапаринирване-сутре»⁶⁶. Однажды, когда флажки, [что стоят вокруг монастыря], развевались под порывами ветра, один монах сказал: «Ветер находится в движении», другой же возразил: «Флажки находятся в движении», — и так спору их не было конца. Я, подойдя к ним, сказал: «Это не ветер находится в движении и не флажки находятся в движении, это сердце ваше пребывает в движении». Вся монашеская община была немало поражена.

Наставник Иньцзун пригласил меня [в зал] и усадил на почетное место, после чего стал задавать вопросы о сокровенном смысле сутр. Он заметил, что речи мои просты, но принцип их точен и не проистекает из книжного знания. [Инь]цзун сказал:

— Брат, Вы, безусловно, неординарный человек! Я уже давно слышал, что ряса и Дхарма из Хуанмэй [от Пятого патриарха] перекочевала на Юг. Уж не вы ли тот человек?

Я ответил:

— Не достоин [Вашей похвалы]. Иньцзун тотчас поклонился и попросил:

— Покажите монахам ту патру и рясу, что передали Вам.

Затем [Инь]цзун вновь обратился ко мне: — Когда вы покидали [пятого патриарха] в Хуанмэй, какие наставления он дал Вам?

— Не было никаких других наставлений, — ответил я, — кроме рассуждений о прозрении внутренней природы, равно как и не было наставлений о дхиане и освобождении⁶⁷.

— Почему же вы не обсуждали дхиану и освобождение?

— Это означало бы наличие двух учений [о спасении] и не являлось бы учением Будды. «Махапаринирвана-сутра», которую Вы проповедуете, четко разъясняет, что Природа Будды и есть Учение (Дхарма) Будды и она недвойственна. Например, в этой сутре бодисаттва говорит: «Тот, кто грешит четырьмя видами зла (парагика)⁶⁸, творит пять смертных зол⁶⁹, проповедует ложные взгляды (ичантика⁷⁰), обрубает ли он корни добра в своей природе Будды?» Будда отвечает: «Существует два типа корней добра (или "благодатных корней" — А.М.). Первый — это постоянные, второй — непостоянные. Поскольку природа Будды не постоянна и не непостоянна, то

[корни добра] невозможно обрубить, посему зовется это недвойственным. Существует добро и существует отсутствие добра. Природа Будды не добра и не недобра — это и зовется недвойственным. С мирской точки зрения, составляющие части личности (скандха) и формы нашего сознания (дхату) представляют собой два начала⁷¹, однако мудрец понимает, что по природе своей они не двойственны. Недвойственная природа и есть природа Будды».

Иньцзун, услышав эти слова, возрадовался, сложил руки перед грудью [в знак восхищения] и сказал: «Моя интерпретация сутр подобна кускам черепицы, Ваши рассуждения — что чистое золото». После этого он остриг мне волосы [в знак окончательного посвящения] и попросил меня взять его в ученики. Под деревом Бодхи я, Хуэйнэн, открыл для себя школу Дуншань⁷².

Пока я, Хуэйнэн, получал Дхарму в Дуншане, существование мое было полно трудностей и жизнь моя порой висела на волоске.

Сегодня все мы: наместник и чиновники, буддийские монахи и монахини, последователи Пути и простолюдины — собрались здесь вместе, как не отнести все это за счет причин, что коренятся в предыдущих кальпах! Случилось это также благодаря нашим общим благодатным корням, что проросли из наших прошлых молений Будде. Именно по этим причинам вы смогли услышать наставления в высочайшем учении о внезапном просветлении. Учение это передалось нам от первомудрецов, и отнюдь не я сам придумал его. Каждый, кто желает услышать это учение первомудрецов, должен очистить свое сердце, а услышав его, каждый должен устранить все сомнения, и тогда вы ничем не будете отличаться от мудрецов прошлых эпох.

Вся паства, услышав это учение, возрадовалась, поклонилась и разошлась.

Глава 2
О ВЫСШЕЙ МУДРОСТИ-ПРАДЖНЕ

На следующий день наместник Вэй вновь попросил патриарха произнести проповедь. Патриарх пригласил всех сесть и, обращаясь к собравшимся, сказал: «Все могут очистить свое сердце и мысли, читая "Махапраджняпарамита-сутру"»⁷³.

Затем он продолжил:

О глубокомудрые! Мудрость бодхи-праджни (трансцендентного знания о просветлении — А.М.) живет в основе каждого из вас, и лишь из-за того, что наше сердце погружено в заблуждения, вы не можете достичь пробуждения. А поэтому надо обратиться к человеку, великому своей добротой и знаниями (наставнику — А.М.)⁷⁴, что может наставить вас, чтобы [он помог] вам узреть свою изначальную природу. В основе природы Будды нет различий между глупцом и мудрецом, и лишь по причине наших заблуждений возникает эта разница. Поэтому сегодня я буду говорить о «Махапраджняпарамита-сутре», дабы каждый из вас сумел постичь ее мудрость. Твердые сердцем пусть внемлют истине, я поведаю ее вам.

О глубокомудрые! Многие люди, которые произносят слово «праджня», внутри своей природы даже и не знают, что такое праджня. Это подобно тому, как говорить о пище и никогда не испытать насыщения. Если уста лишь говорят о пустоте (санскр. шуньята), то и мириад кальп не хватит, чтобы прозреть свою изначальную природу, и никакой пользы от этого в конце концов не будет.

О глубокомудрые! «Махапраджняпарамита» — это санскритское слово, и означает оно «великая мудрость, которая позволяет достичь противоположного берега». Мы должны именно своим сердцем, а не словами или рассуждениями следовать этому. Если же будем опираться лишь на слова и рассуждения, а не на проникновение сердцем, то это будет сродни иллюзиям или метаморфозам, выпавшей росе или вспышке молнии, [что тут же исчезают]. Если же вы будете следовать этому и сердцем и речами, то сердце и речь будут взаимно откликаться друг другу. Изначальная природа — и есть Будда. И вне нашей природы не может быть другого Будды.

Что мы называем «Маха»? «Маха» означает «Великий» («Большой»), а это значит, что усилия сердца [в самоочищении] безгранично велики. Это подобно пустоте, у которой нет границ, она не может быть круглой или квадратной, малой или большой, не может она также быть ни зеленой, ни желтой, ни красной, ни белой, нет у нее ни верха, ни низа, ни длинного, ни короткого. Она не может быть опечалена или обрадована, нет в ней ни истинного, ни ложного, ни добра, ни зла, нет ни начала, ни конца. И все чертоги Будды (ксефра) подобны этой пустоте. Утонченная природа всех людей в своей основе пуста, и даже одной дхармы нельзя обнаружить там. Вот каковы само-природа и истинная Пустота!

О глубокомудрые! Слыша мои слова о Пустоте, не начинайте сразу же придерживаться идеи пустотности! Прежде всего, нельзя «придерживаться» Пустоты! Если вы опустошите свое сердце и будете сидеть в умиротворении, то это уже будет «пустота, что не оставляет даже следов».

О глубокомудрые! Пустота, что царит в мире, может вобрать в себя мириады образов и форм, таких, как солнце, луна и звезды, горы, реки и вся земля, источники, родники и ручьи⁷⁵, трава, деревья и лесные чащи, добрые и злые люди, добрые и дурные дхармы, небесный рай и земной ад, все моря и гора Шумера, — все это умещается в Пустоте. Пустота человеческой природы подобна именно этому.

О глубокомудрые! Само-природа, которая способна вобрать в себя мириады дхарм, поистине велика, и все эти мириады дхарм пребывают внутри человеческой природы. Тогда мы смотрим на людей не как на «добрых и злых», мы не принимаем и не отвергаем ничего и даже не бываем ничем затронуты. Сердце, что подобно Пустоте, и называется Великим. А поэтому [в названии сутры и присутствует слово] «Маха» — «Великий».

О глубокомудрые! То, о чем заблудший человек предпочитает говорить, то мудрый человек претворяет в своем сердце. Есть и такая категория заблудших людей, которые сидят спокойно, опустошив свое сердце, и сохраняют свой разум чистым от сотен мыслей, называя это «Великим». Из-за их ложных представлений с этой категорией людей очень сложно говорить.

О глубокомудрые! Мощь сердца безгранично велика, поскольку она объемлет весь мир дхармы — Дхарма-дхату. Когда мы используем ее, мы можем постичь часть чего-либо, когда же еще больше используем ее, то можем познать все. Все и есть «одно», и это «одно» и есть все. Оно свободно приходит и уходит, не имея преград ни в сердце, ни в теле — вот это и есть мудрость-праджня.

О глубокомудрые! Всеобщая мудрость-праджня рождается из нашей само-природы, а не приходит извне. Не ошибитесь в использовании этого смысла! Это называется «самоиспользование истинной природы».

Истина одного — это истина всего. Великое дело, [что требует] усилия сердца нельзя сотворить на малом Пути⁷⁶. И не стоит весь день напролет рассуждать о Пустоте, не пестуя ее в сердце! Тот, кто поступает так, уподобляется простолюдину, который именует себя императором, но никогда не сможет им стать. Такому не быть моим учеником!

О глубокомудрые! Что же называется «праджней»? В переводе на китайский это означает «мудрость». В каком бы месте, в какое бы время вы ни находились, ни одна мысль не должна замутнить вас, вот тогда вы и будете постоянно следовать праджне. Если хотя бы одна мысль замутила [ваш разум], то вся праджня разрушилась. Но если хотя бы одна мысль обрела мудрость, то тотчас родилась и [всеобщая] праджня. Многие люди пребывают в заблуждениях и замутнении и не способны увидеть праджню. Их уста произносят «праджня», сердце же пребывает в помутнении. Они часто говорят о себе: «Я пестую праджню», рассуждают о пустоте в мыслях, но [на самом деле] не знают истинной пустоты. Праджня не имеет ни формы, ни проявлений — вот какова мудрость сердца. И если мы будем понимать ее именно так, то лишь в этом случае можно назвать это мудростью-праджней.

Что такое «парамита»? В переводе с языка западной страны (с санскрита — А.М.) на китайский язык это означает «переправиться на другой берег», но если трактовать смысл, то — «преодолеть рождения и смерти». Когда говорят о мире рождений и смертей, его уподобляют [месту], на которое воды накатывают волнами [и откатывают назад], а поэтому и называют его «берегом». Вырваться в мир, где нет ни рождений, ни смертей, подобно тому, как [достичь места], где воды всегда спокойны в своем токе, а поэтому именуют это состояние [достижением] «противоположного берега». Вот почему оно называется «парамитой».

О глубокомудрые! Люди, находящиеся в заблуждении, повторяют [«Праджняпарамиту-сутру»] своими устами, но когда они делают это, то рождаются лишь иллюзии и фальшь. Если же этому следовать своими мыслями, то только такое состояние и можно назвать истинной природой. Получить просветление в этом учении означает получить учение праджни. Тот, кто пестует это в себе и следует этому, тот следует праджне. Тот же, кто не пестует этого — остается лишь простолюдином. Даже если только одной мыслью следуешь этому, то уже своим телом⁷⁷ становишься равен Будде.

О глубокомудрые! Всякий простолюдин [в основе своей] является Буддой, равно как и незнание [в основе своей] является просветлением-бодхи. Тот, кто своими предыдущими мыслями пребывал в заблуждении, тот и является простолюдином, последующие же мысли о просветлении делают его Буддой. Тот, кто в своих предыдущих мыслях держался за этот мир, тот пребывал в незнании, тот же, кто в своих последующих мыслях отринул этот мир, тот и реализовал в себе просветление-бодхи.

О глубокомудрые! Махапраджня-парамита — самая почитаемая, самая высшая и наипервейшая. Она нигде не пребывает, никуда не уходит и ниоткуда не пришла. И Будды всех трех миров⁷⁸ вышли именно из нее. И мы должны использовать эту великую мудрость, дабы разбить пять скандх, наше незнание (клеша) и пыль мира⁷⁹. Если воспитывать себя этим путем, то это и будет путь Будды, и тогда «три яда» (алчность, гнев и глупость, или иллюзии — А.М.) превратятся в следование предписаниям (сила), в созерцание (самадхи) и в мудрость (праджня).

О глубокомудрые! Наша школа дхармы [учит], что всего лишь из одной праджни рождаются 84 тысячи [путей] мудрости!⁸⁰ Как это может быть? Да потому, что все люди обладают 84 тысячами типов [незнания, возникшего] в мирской пыли, и если бы не было этой мирской пыли, то их мудрость была бы постоянной и никто бы не отделялся от своей природы. Такой способ просветления и был бы отсутствием мыслей, отсутствием воспоминаний, отсутствием чего бы то ни было, не рождались бы иллюзии, собственная истинность была бы подобна изначальной природе, а мудростью можно было бы узреть сияние (получить просветление — А.М.), и [в своем сердце такой человек] не держался бы ни за какую вещь и не отвергал бы ни одной дхармы. Это и есть то, что называется «взирая на собственную природу, стать Буддой».

О глубокомудрые! Если вы хотите глубоко проникнуть в мир Дхармы (дхармадхата) и в самадхи мудрости-праджни, необходимо следовать праджне и воспитывать ее в себе. [Для этого следует] повторять вслух «Ваджрачхедику-сутру» — тогда и можно прозреть собственную природу. Постигайте заслуги и добродетели, [что изложены] в этой сутре, и несть им ни числа, ни границ. То, что содержится в сутре, само по себе достойно искреннего восхищения, и словами этого никогда не выразить до конца. Именно эта буддийская школа и есть самая Высшая колесница, а сказаны [слова этой сутры] для людей великой мудрости, для людей высших корней. Если же ее слышит человек малой мудрости и малых корней, в сердце его рождается недоверие [к ним]. Почему же так происходит? Если Небесные драконы прольют ливень над Джамбудвипой⁸¹, то и города и все люди будут смыты водой, словно трава и листва. Если же такой ливень прольется в океан, то [воды] в нем не убавится и не прибавится. Точно так же и люди Большой колесницы или люди самой Высшей колесницы — если слышат слова «Ваджрачхедика-сутры», то тотчас раскрывают свое сердце к пробуждению и освобождению, поскольку познали мудрость того, что их изначальная природа уже сама по себе содержит праджню, и они сами используют эту мудрость, извечно взирая на сияние, не обманывая себя письменами. Все это подобно дождевой воде, что берется ниоткуда, изначально проливаясь Драконами, обильно орошая всех людей, все травы и деревья, все чувственное и бесчувственное. [А затем] сотни рек, неся свои воды, впадают в океан, образуя тем самым «единое тело». Этому подобно и знание изначальной природы мудрости-праджни всех живых существ.

О глубокомудрые! Человек малых корней, когда слышит это учение о внезапном просветлении, уподобляется траве и деревьям с неглубокими корнями — лишь только прольется ливень, как тотчас все они полягут, ибо неспособны прорасти глубоко. Таков человек неглубоких корней! А ведь и он изначально имел мудрость-праджню, ничем не отличаясь от людей великой мудрости. Так почему же, слушая [слова сутры], он сам не достигает пробуждения? Потому что ложные взгляды наложили уже на него свою печать, а незнание глубоко пустило свои корни, словно солнце, закрытое облаками — пока не подует ветер и не разгонит облака, свет сам так и не пробьется сквозь них. Праджня не различает в себе великого или малого, это лишь сердца людей неодинаковы — у кого замутнены, у кого просветлены. [Человек], чье сердце пребывает в заблуждениях, взирает лишь вовне, надеясь через поступки обрести Будду, но так и не достигает пробуждения своей природы, — это и есть люди неглубоких корней. Если же внезапно прозреть свою природу, не держась ни за какие внешние поступки, но лишь в сердце постоянно поддерживая праведные взгляды, то ни незнание, ни мирская пыль никогда не смогут затронуть [такого человека], — вот это и будет [человек], прозревший свою изначальную природу.

О глубокомудрые! Не пребывать ни внутри, ни снаружи, свободно приходить и уходить (т.е. рождаться и умирать — А.М.), иметь способность устранять привязанности сердца и распространяться повсеместно, не имея преград, — человек, что способен следовать этому, ничем не отличен от того [идеала, которому учат] в своей основе сутры школы праджни⁸².

О глубокомудрые! Все сутры⁸³, школы Большой и Малой колесницы, двенадцать канонов⁸⁴ предназначены для людей, различных [по характеру и взглядам]. И лишь потому, что воистину существует праджня изначальной природы, оказалось возможным создать [все эти писания]. Ведь если бы в мире не было людей, то не появились бы и эти мириады учений. А поэтому можно сказать, что познание всех этих способов поднимается из самой основы человека. Все писания и книги созданы словами человека. Среди людей существуют глупцы и мудрецы: глупец есть «ничтожный человек», мудрец есть «великий человек». Глупцы вопрошают мудрых людей, а те отвечают им. Глупец может внезапно получить пробуждение и освобождение своего сердца, и в этом он ничем не отличается от мудреца.

О глубокомудрые! Без просветления даже Будда ничем не отличался бы от массы живых существ, но появилась лишь мысль о пробуждении — и вот уже массы живых существ стали Буддами. А поскольку знание всех дхарм (мириад способов), в конечном счете, пребывает в нашем сердце, так почему же, исходя из нашего сердца, не прозреть внезапно истинную таковость (татхата) изначальной природы? [Именно об этом] «Бодисаттва сила-сутра»⁸⁵ говорит: «Наша изначальная само-природа чиста», что означает: познав то, как в своем сердце узреть изначальную природу, все могут встать на путь Будды. «Вималакирти-нидреша-сутра»⁸⁶ говорит об этом так: «И в тот момент он внезапно прозрел и вернулся к своему изначальному сердцу».

О глубокомудрые! Лишь только я услышал речи преподобного [Пятого патриарха] Хунжэня, как тотчас достиг просветления и внезапно узрел истинную таковость изначальной природы. Именно поэтому я и распространяю это учение, дабы все те, кто сегодня овладевают Путем-Дао, могли внезапно пробудить в себе бодхи и дабы каждый сам, взирая в свое сердце, узрел изначальную природу. Если же он не может сам достичь пробуждения, то должен искать великого своей добротой и знающего наставника (калаянамитра), дабы тот растолковал ему учение самой Высшей колесницы и непосредственно указал правильный путь. Этот добрый и знающий человек и представляет собой важнейшую причину и основание⁸⁷, что называется «изменять и направлять [людей], дабы они смогли прозреть свою внутреннюю природу». Все добрые и знающие наставники, искушенные в Дхарме, способны сделать это, потому что и Будды трех миров, и все двенадцать канонов уже и так сами по себе живут в природе человека, но порой люди не могут самостоятельно достичь пробуждения и должны попросить доброго и знающего наставника указать им способ к прозрению. Тем же людям, кто способен самостоятельно достичь просветления, нет нужды искать что-то вовне. Абсолютно неверно думать, что без помощи доброго и знающего наставника нет надежды достичь освобождения. Почему это так? Потому что в нашем сердце уже существует знание о самопробуждении. Но если мы придерживаемся ложных взглядов и заблуждений и нас занимают лишь иллюзорные мысли, то нам не поможет даже помощь доброго и знающего наставника, оказанная наставлениями извне. Если же мы пробудим в себе правильные, истинные взгляды на праджню, тотчас все, что находится между нами, будет уничтожено, сгинут иллюзорные мысли, поскольку мы познали изначальную природу и, пробудившись, достигли земли Будды.

О глубокомудрые! Когда мы, взирая внутрь себя, постигаем высшую мудрость, то освещаем тем самым все как внутри, так снаружи, познавая собственное изначальное сердце. А познание собственного изначального сердца и есть освобождение в самой основе. Такое достижение освобождения являет собой самадхи праджни, которое и есть «вне-мыслие» (у нянь). Что мы называем «вне-мыслием»? «Вне-мыслие» — это такое состояние, когда мы знаем и прозреваем все дхармы, но сердце наше при этом не загрязняется. Когда мы его используем, оно распространяется повсеместно и в то же время не пребывает ни в каком [конкретном] месте. Единственное, что мы должны делать — это очищать наше изначальное сердце, чтобы шесть типов знания вошли в шесть врат⁸⁸, и, проходя через эти шесть врат, ничто бы не загрязнило и не затронуло нас, а свободно приходило бы и уходило, проникало без всяких преград — именно это и есть самадхи, или пребывание в состоянии освобождения. Имя этому — «поступки во вне-мыслии». Если же [придерживаться доктрины] «не думать ни о чем», дабы прервать все мысли, то это уже будет являться путами дхарм, и мы называем это «крайними взглядами»⁸⁹.

О глубокомудрые! Тот, кто достиг просветления в способе «вне-мыслия», тот проник и в мириады других способов (дхарм). Тот, кто достиг просветления в способе «вне-мыслия», узрел чертог Будды. Тот, кто достиг просветления в способе «вне-мыслия», тот достиг и престола Будды.

О глубокомудрые! Те, кто позже станут последователями моей школы и передадут это учение о внезапном просветлении тем, кто един с ними и взглядами и поступками, выразят желание сделать своим основным делом следование Будде, отдадут жизнь на это и не отступят, те обязательно займут место совершенномудрых. Таким следует молчаливо⁹⁰ (от сердца к сердцу) передавать те знаки⁹¹, что получены от предыдущих поколений, ничего не утаивая в этом правильном учении. Тем же, кто придерживается иных взглядов и поступков, пребывая в другом учении, не следует передавать знаки, поскольку это может лишь принести вред [учению] предыдущих поколений [патриархов], а для них самих в изучении этого не будет никакой пользы. К тому же, боюсь, глупцы все равно не поймут этого, но лишь оклевещут нашу школу Дхармы на сотню кальп, и на тысячи жизней прервут природу семян Будды.

О глубокомудрые! У меня есть «Хвалебный гимн Тому, что не имеет проявлений», каждый из вас должен хорошо запомнить его и [где бы вы ни были], дома или вне дома (т.е. монахом или мирянином — А. М), совершайте поступки, следуя ему. Если же сами не будете этому следовать и лишь запомните мои слова, то пользы от этого не будет.

Итак, слушайте мою гатху:

Проповедь распространяется, и с ней распространяется учение, будто солнце появляется в пустоте.
Передавай способ прозрения изначальной природы, ибо смысл [твоего] прихода в этот мир заключается в том, чтобы разбить ложные взгляды.
В Дхарме не бывает «внезапного» и «постепенного», лишь время просветления или заблуждения бывает коротким или долгим.
Существуют лишь эти врата к прозрению изначальной природы, но глупцы не смогут узнать этого.
И хотя мы можем объяснить это мириадами способов, но все это сливается вместе, возвращаясь к Единому.
Мрак незнания поселяется в нас, а поэтому постоянно необходим свет мудрости, что рождается в нас.
Лишь только приходит ложное, тотчас устанавливается незнание; но стоит придти правильному, то незнание сразу же рассеивается⁹².
Но если мы не используем ни «ложное», ни «правильное», то чистота, [что рождается в нас], не знает пределов.
Основа бодхи — это [возвращение] к своей изначальной природе, а [попытка] пробудить только мысли о сердце будет лишь иллюзией.
Чистое сердце может пребывать и в иллюзиях, но праведное сердце уже свободно от трех препятствий⁹³.
Людям, что пребывают в этом мире, если они пестуют Дао, уже ничего не повредит.
Если же научимся постоянно прозревать собственные ошибки, то сможем находиться в соответствии с Дао.
Каждое живое существо имеет свой Путь, а поэтому ни одно из них не может повредить другому.
Не ищи другого Дао вне Дао, ибо положишь на это всю жизнь, но так и не узреешь Дао.
Ты лишь будешь брести к этому всю жизнь, но в конце концов лишь раскаешься.
Если же ты хочешь узреть истинный Путь, следуй праведному — это и есть Путь.
Но если ты не обладаешь сердцем Дао, то будешь идти во мраке и никогда не увидишь Путь.
Тот человек, что воистину пестует Дао, не смотрит на ошибки этого мира.
Если ты подмечаешь недостатки других людей, то лишь приумножаешь собственные.
Если другие люди ошибаются, я не должен ошибаться; если же я ошибся, то это — только моя собственная ошибка.
Лишь самому, избавившись от ошибок в сердце, можно разорвать [путы] незнания.
Если ни ненависть, ни любовь не тревожат наше сердце, то можно, вытянув обе ноги, [безмятежно] спать.
Тот, кто хочет изменять других людей, сам должен обладать [сокровенным] умением.
Если у людей уже не поднимается в душе сомнений, значит они узрели собственную природу.
Учение Будды, что существует в этом мире, неотделимо от чувств этого мира.
Искать просветление-бодхи вне мира столь же [бессмысленно], как искать рога у зайца.
Правильные взгляды мы зовем «трансцендентными», ложные взгляды зовем «мирскими»⁹⁴.
И когда разбиваются как правильные, так и ложные взгляды, то проявляется природа бодхи.
Гимн этот принадлежит школе внезапного просветления и зовется он «Великим челном Дхармы, [что переправляет через океан страданий и грехов]».
В течение долгих кальп человек может пребывать в заблуждениях, но лишь достигнет пробуждения, и [все эти заблуждения] тотчас сгинут.

Затем Наставник сказал: «Сегодня в этом монастыре Дафаньсы я поведал вам учение о внезапном просветлении. Все живые существа, что пребывают в этом мире Дхармы (дхармату), если последуют моим словам, то, прозрев Учение, станут Буддой!»

В этот момент наместник Вэй, все чиновники, [что были с ним], последователи Дао (монахи — А.М.) и миряне, слушавшие проповедь учителя, испытали просветление, и не осталось никого, кто бы не испытал его. Все они поклонились и воскликнули: «Поразительно! Кто бы мог подумать, что Будда родился в Линьнани!».

Глава 3
ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

Однажды наместник Вэй обратился к Наставнику с просьбой провести [молитву] перед большим вегетарианским собранием. После приема вегетарианской пищи наместник Вэй попросил патриарха подняться на помост. Поклонившись вместе с чиновниками, монахами и простолюдинами, [что присутствовали здесь], Вэй сказал:

— Я, Ваш ученик, слушал то, о чем Вы, Преподобный, говорили. Содержание этого столь глубоко, что не может быть ни постигнуто мыслью, ни выражено словами. Сейчас у меня есть немного вопросов, и надеюсь, что Вы, проявив великое милосердие, разъясните их мне.

— Если есть у вас сомнения, то спрашивайте, — ответил Наставник, — я отвечу Вам.

— То, что проповедует Преподобный, — это и есть суть [учения] Великого Учителя Бодхидхармы? — спросил Вэй.

— Да, так и есть.

— Я слышал, что, когда Бодхидхарма впервые наставлял лянского правителя У-ди, правитель спросил у него: «Я всю жизнь строю монастыри, помогая монахам, подаю милостыню и следую постному образу жизни. Каковы мои заслуги и добродетели?». Бодхидхарма ответил ему: «На самом деле нет ни заслуг, ни добродетелей». Я не понял этого принципа Бодхидхармы, прошу, растолкуйте его мне.

— «На самом деле нет ни заслуг, ни добродетелей» — без сомнения, это слова Первопатриарха! Сердце У-ди было погружено в ложные [представления], и правильное учение было неизвестно ему. Строить монастыри, помогать монахам, подавать милостыню и питаться постным — все это зовется стремлением к счастью, а счастье не может считаться заслугой или добродетелью. Заслуги и добродетели заключены в теле Дхармы — дхармакае, а не в пестовании собственного счастья.

Затем наставник продолжил:

— Прозреть изначальную природу — вот заслуга, находиться в равновесии [со всеми живыми существами] — вот добродетель. Мысль за мыслью пробегает, не имея преград, ты постоянно видишь изначальную природу и воистину можешь использовать утонченное — вот это и зовется заслугами и добродетелями. Когда внутри вас сердце пребывает в пустоте — вот это заслуга. Когда внешние поступки сообразуются с ритуалом — вот это добродетель. Когда само-природа утверждает себя в мириадах дхарм — вот это заслуга, когда основа сердца отринет всякие мысли — вот это добродетель. Не отрываться от само-природы — это заслуга, использовать [весь мир], не загрязняясь им, — это добродетель. Если стремитесь найти заслуги и добродетели в этом мире дхармакаи, следуйте тому, [что я сказал], лишь тогда это и будет истинными заслугами и добродетелями. Человек, что пестует заслуги и добродетели, в своем сердце не пренебрегает [другими людьми], он постоянно выражает почтение им. Тот же, кто в сердце своем постоянно пренебрегает другими и не может отрешиться от эгоизма⁹⁵, у того нет заслуг. В том, чья само-природа пребывает в пустых иллюзиях и не знает реальности, конечно же, нет добродетелей. И все это из-за того, что он слишком ценит себя и пренебрегает всеми остальными.

О глубокомудрые! Когда между мыслями не бывает промежутка — это истинная заслуга, когда сердце пребывает в равновесии — это и есть истинная добродетель. Пестовать свою внутреннюю природу — вот заслуга, пестовать собственное тело — вот добродетель.

О глубокомудрые! Заслуги и добродетели можно увидеть лишь изнутри собственной изначальной природы, и их нельзя достичь ни подачей милостыни, ни молитвами — вот в чем заключено различие между «счастьем и добродетелью» и «заслугами и добродетелями». Правитель У-ди не знал истинного Принципа, и нет ни малейшей ошибки в том, что сказал Первопатриарх.

Наместник Вэй спросил вновь:

— Я, Ваш ученик, часто вижу, как монахи и миряне повторяют имя Будды Амитабхи, надеясь возродиться в Западной земле⁹⁶. Пожалуйста, Преподобный, скажите, можно ли возродиться вновь? Надеюсь, вы разрешите мои сомнения!

— Слушайте меня внимательно, господин наместник, — произнес Наставник, — и я, Хуэйнэн, объясню Вам! Судя по тому, что сказано в сутре, [записанной со слов] Шакьямуни в городе Шравасти⁹⁷, о том, как достичь Западной земли, абсолютно ясно, что Западная земля находится недалеко отсюда. Если выразить это расстояние⁹⁸ в ли, то получится 108000 ли, и лишь из-за того, что в нас пребывают десять зол и восемь грехов⁹⁹, мы говорим, что она находится далеко. Тот, кто говорит, что она находится далеко, — это человек неглубоких корней, тот же, кто говорит, что она близка, — это человек великой мудрости. Люди бывают двух типов, но в Дхарме не бывает двух челнов, [которые переправят человека на другой берег ради его спасения].

Существует разница между людьми заблуждающимися и [способными] к просветлению, а проявляется она в том, быстро или медленно [приходят эти люди к просветлению]. Заблуждающийся человек, повторяя имя Будды, просит его о возрождении в том краю, а просветленный человек сам очищает свое сердце. Как раз об этом говорил Будда: «Вместе с очищением вашего сердца очищается и Земля Будды»¹⁰⁰.

И пускай Вы родились в Восточных землях, но если Вы чисты сердцем, то нет на Вас греха. Если бы Вы родились в Западной земле и при этом не были бы чисты сердцем, то это рождение само по себе не освободило бы Вас от грехов. Когда люди в Восточных землях совершают грехи, они повторяют имя Будды [Амитабхи], прося его о возрождении в Западной земле. Но если грехи совершат люди Западной земли, то о возрождении в какой земле им молиться? Обычные люди и глупцы не понимают собственной природы и не знают, что Чистая земля находится внутри них самих, а стремятся возродиться кто в Восточной, кто в Западной земле. Но для просветленного человека все кругом едино. Именно поэтому Будда сказал: «В каком бы месте вы ни оказались, везде вам будет извечно спокойно и радостно».

Господин наместник, если не останется в Вашем сердце такого места, где не было бы добра, то для Вас Западная земля окажется недалеко. Но для того, кто не добр сердцем, будет крайне трудно в молитве [уговорить] Будду и возродиться [в Западной земле]. А поэтому сегодня, глубокомудрые, я призываю вас прежде всего истребить десять зол — и тогда вы сможете преодолеть сто тысяч ли. Затем истребите восемь грехов — и это позволит вам преодолеть оставшиеся восемь тысяч ли. Если в каждой мысли вы будете прозревать изначальную природу, постоянно пребывать в равновесии и [стоять] на прямом [Пути], то [достичь

Чистой земли будет столь же легко], как указать на нее пальцем, и вы без труда узреете Будду Амитабху.

Господин наместник, если вы будете следовать «десяти добродетельным заветам»¹⁰¹, стоит ли еще желать возродиться [в Западной земле]? Но если же Вы не искорените в своем сердце десять зол, то какой же Будда пригласит Вас к себе?

Если Вы поймете учение школы внезапного просветления о прекращении перерождений, то в то же мгновение узреете Западную землю. С другой стороны, для непросветленного, хотя он и молит о перерождении, повторяя имя Будды, дорога по-прежнему остается весьма далекой — как же ему достичь этого?

Теперь я, Хуэйнэн, покажу всем здесь присутствующим Западную землю. Желаете ли вы этого?

Все присутствующие поклонились и сказали: «Если бы мы действительно могли увидеть это место, как тотчас поняли бы, стоит ли нам столь сильно желать возродиться там? Просим Вас, Преподобный, проявите милосердие, покажите нам прямо сейчас Западную землю!»

Наставник сказал:

— О Глубокомудрые! Тело и чувства человека — это город; глаза, уши, нос и язык — это его врата. Снаружи стоят пять врат, внутри же существуют еще и врата мысли. Сердце — это земля (основа — А.М.), внутренняя природа — владыка [этого города]. Правитель восседает на сердце-основе. Когда внутренняя природа пребывает [в постоянном прозрении], то существует и правитель, но лишь только [прозрение] внутренней природы исчезает, то уходит и правитель. Когда внутренняя природа находится в теле, то сохраняется и сердце, если же внутренняя природа уходит из тела, то и сердце портится. Будда создается нашей внутренней природой, а не внешними молитвами нашего тела.

Тот, чья внутренняя природа полна заблуждений, — тот обычное живое существо, тот же, кто достиг чувствования внутренней природы, — тот и Будда. Тот, кто преисполнен милосердия, — тот и бодисаттва Гуанинь¹⁰². Тот, кто любит подавать милостыню, — тот и бодисаттва Махастхама¹⁰³. Тот, кто способен очиститься, — тот и Шакьямуни. Тот, кто пребывает в равновесии и прямоте, — тот и Амитабха¹⁰⁴. Идея собственного «Я»¹⁰⁵ [делает человека] подобным горе Меру, неправедное сердце подобно водам океана [существования], незнание-клеша — бурным волнам [в этом океане], жестокость и коварство — злым драконам, пустые иллюзии — злым духам, пыль мира (сяо лао) — болотным черепахам, алчность и гнев — подземный ад, а незнание (глупость) — лишь животный инстинкт. О глубокомудрые! Если вы сможете постоянно следовать десяти добродетельным поступкам, тотчас достигнете небесного престола. Когда вы избавитесь от идеи собственного «Я», то падет и гора Меру. Развеете неправедность в сердце — высохнут воды океана, избавитесь от пут незнания-клеша — исчезнут и бурные волны. Забудете о жестокости и коварстве — и издохнут злые драконы. И когда вы в своем сердце-основе ощутите природу Татхагаты, то тотчас начнет происпускаться великий свет. Снаружи он озарит шесть врат и очистит их, в результате чего разобьются все шесть Небес желаний¹⁰⁶. Внутри этот свет озарит само-природу, уничтожит три зла и в один момент устранит все грехи, что ведут нас в ад. И когда снаружи и внутри все будет озарено, то мы ничем не будем отличаться от того, кто родился в Западной земле. Но если не следовать тому, что я сказал, то как же еще можно попасть в Западную землю?

Услышав эти слова, все слушающие в тот же момент прозрели собственную внутреннюю природу и поклонились патриарху, воскликнув в один голос: «О, сколь это чудесно!». А затем они пропели [один из буддийских гимнов]: «Пускай все живые существа в мире, что слышали эти слова, в тот же момент получат просветление и освобождение!». Патриарх вновь сказал:

— О глубокомудрые! Тот, кто хочет пестовать [праведное] поведение, может делать это и в миру, ибо нет никакой необходимости [обязательно] удаляться в монастырь. Если вы пестуете праведное поведение в миру, то становитесь подобны человеку из Восточной земли, чье сердце наполнено добротой. Если же вы не пестуете этого, даже находясь в монастыре, то уподобляетесь человеку, что пребывает в Западной земле, но при этом сердце его наполнено злом. Очищенное сердце и есть внутренняя природа того, кто пребывает в Западной земле.

Наместник Вэй спросил вновь: «Как же нам, пребывая в миру, совершенствовать себя? Прошу, наставьте нас в этом!»

Патриарх ответил:

— Для этого, мои слушатели, я дам вам «Гимн Тому, что не имеет формы». Если вы сумеете следовать ему, то ничем не будете отличаться от тех людей, что пребывают со мной постоянно. Если же вы не будете следовать этому, то какая будет польза от того, что вы острижете себе волосы и покинете дом, [став монахом]?

Гимн говорит:

Для того, чье сердце находится в равновесии, какой смысл соблюдать дисциплинарные правила?
Для того, кто непосредственно [следует Пути], какой смысл практиковать медитацию (дхиану)?
Исходя из принципа милосердия, мы чтим своих родителей и заботимся о них.
Исходя из принципа справедливости, высшие и низшие поддерживают друг друга.
Исходя из принципа церемонности, они пребывают во взаимном уважении и согласии.
Исходя из принципа терпения, не вступайте в ссоры даже в толпе злых людей.
Буравя дерево, можно добыть огонь.
Из мокрой черной грязи рождаются красные цветки лотоса¹⁰⁷.
То, что горько на вкус, может быть лекарством.
То, что порой режет нам слух, может оказаться честными речами.
Из исправления ошибок обязательно родится мудрость.
Если же мы придерживаемся ошибочного, то в сердце никогда не появится мудрость.
Каждый день неизменно помогай другим, [но помни], что воплощение Пути рождается отнюдь не из раздачи денег.
Найти бодхи можно лишь в своем сердце, так стоит ли труда искать сокровенное снаружи?
Если вы будете следовать тому, что только что услышали, то Небесный престол тотчас окажется перед вашими глазами.

Затем патриарх добавил: «О глубокомудрые! Все вы должны совершенствовать себя, опираясь на гимн, который только что услышали, вглядываться в собственную природу и непосредственно становиться на Путь Будды! Дхарма не ждет никого! Теперь вы все можете разойтись — я возвращаюсь в Цаоси. Если у кого-то еще появятся вопросы, вы можете придти ко мне [в Цаоси] и задать их».

В этот момент наместник Вэй с чиновниками, добродетельные мужи и благочестные дамы, что присутствовали на проповеди, — все достигли просветления. Они искренно уверовали в это учение и решили следовать ему.

Глава 4
САМАДХИ И ПРАДЖНЯ¹⁰⁸

Обращаясь к пастве, Учитель сказал:

— О глубокомудрые! Моя буддийская школа считает своей основой созерцание и мудрость. Вы не должны впадать в заблуждение, восклицая: «Созерцание и мудрость — это разные вещи!». Созерцание и мудрость едины, а не двойственны. Созерцание — это основа мудрости, а мудрость — это функция (умение использовать — А.М.) созерцания.

О люди, изучающие Путь! Не говорите: «Сначала — созерцание, которое порождает мудрость» или: «Сначала — мудрость, которая порождает созерцание!», разделяя их. Придерживаться такого взгляда равносильно тому, что утверждать, будто Дхарма имеет два проявления. И хотя из ваших уст выходят добродетельные слова, в душе вашей далеко не столь добродетельно. И хотя в воздухе [носятся слова] о созерцании и мудрости, созерцание и мудрость оказываются все же не равны друг другу.

Если же и в душе и в устах пребывает добродетель, то внешнее и внутреннее становятся единым, а созерцание и мудрость оказываются равны друг другу. [Достижение этого] заключено в самопробуждении и самовоспитании, а не в словесных баталиях. Если такие баталии следуют одна за другой, то это равносильно введению других людей в заблуждение. Постоянные победы и поражения [в таких диспутах] ведут лишь к росту «собственной дхармы», и поэтому вам ни в коем случае не стоит отрываться от «четырех проявлении»¹⁰⁹.

О глубокомудрые! Чему подобны созерцание и мудрость? Подобны они свету и светильнику¹¹⁰. Если есть светильник, то существует и свет, без светильника же наступает тьма. Светильник — это основа для света, а свет — это использование светильника. И хотя называются они различно, в своей основе они едины. Вот такова Дхарма созерцания и мудрости.

Обращаясь к пастве, Учитель произнес:

— О глубокомудрые! Единое самадхи заключается в том, чтобы независимо от того, где ты находишься, идешь или стоишь, сидишь или лежишь, постоянно пестовать в себе праведное сердце. «Сутра Чистого имени» говорит: «Праведное сердце — это ваша молельня¹¹¹. Праведное сердце — это и есть Чистая земля»¹¹². Нельзя, чтобы душа и поступки были льстивы, но все необходимо говорить напрямую. Люди рассуждают о самадхи и при этом не следуют праведному сердцу!

Практикующие самадхи говорят: «Сиди в постоянстве, не двигаясь; не возбуждай сердце иллюзиями — это и есть самадхи». Те, кто дает такие разъяснения, подобны бесчувственному [камню], а это является препятствием в постижении Пути.

О глубокомудрые! Путь растекается повсеместно! Но что может стать препятствием этому? Если сердце не мешает проявлениям дхарм¹¹³, то Путь распространяется повсеместно. Если же сердце препятствует проявлению дхарм, то это зовется «связыванием самого себя». И если даже говорят, что самадхи — это «сидеть в постоянстве, не двигаясь», то и это верно, надо лишь уподобиться Сариртре¹¹⁴, что сидел в молчаливом созерцании в лесу и был обруган Вималакирти¹¹⁵. О, глубокомудрые! Еще встречаются люди, обучающие через сидячее созерцание обращаться к сердцу, прозревать покой, не двигаясь и не вставая, и через это достигать мастерства. Это заблудшие люди, ибо они не знают, что чем больше придерживаются этого, тем более безумными становятся. Увы, таких людей — очень и очень много. И подобные люди наставляют друг друга. Посему знайте — это величайшая ошибка!

Обращаясь к пастве, Учитель сказал:

— О глубокомудрые! Изначально в истинном учении не было разделения на «внезапное» и «постепенное»¹¹⁶, просто в самой природе человека заложено разделение на разумное (дословно «острое», «благоприятное» — А.М.) и тупое. Глупые люди совершенствуются в «постепенном», а разумные¹¹⁷ сближаются с «внезапным». Если ты познал собственное сердце, если ты узрел собственную природу, то для тебя не существует таких различий. Поэтому настаивать на «внезапном» или «постепенном» — это лишь [придерживаться] пустых названий суетного мира.

О глубокомудрые! Наша школа с самого своего возникновения сделала своим первейшим [моментом] пребывание вне мыслей, основным — отсутствие проявлений¹¹⁸, главным — отсутствие обители. Отсутствие проявлений заключено в том, чтобы, [пребывая] в проявлениях, отринуть эти проявления. Пребывание вне мыслей означает, что, обладая мыслями, мы не пребываем в них¹¹⁹. Отсутствие обители — это и есть изначальная природа человека. Все, что есть в мире: добро и зло, хорошее и дурное — все сводится к вражде и благодеянию. Словесные упреки и уколы, обман и вражду надо рассматривать как пустые [иллюзии], не помышляя ни о воздаянии, ни о каре.

В своих думах не стремись к грядущему миру¹²⁰. Если мысли о грядущем, прошедшем и настоящем беспрерывно продолжают друг друга, то это зовется «опутыванием». Если же во всех дхармах ты пребываешь вне мыслей, то не существует и опутывания [ими]. Вот почему «отсутствие обители» (досл. «отсутствие пребывания» — А.М.) мы считаем главным.

О глубокомудрые! Когда снаружи отринешь все проявления, то зовется это «отсутствием проявлений». Тот, кто способен отринуть все проявления, обретает чистоту и незамутненность основного в Дхарме. А поэтому мы и считаем «отсутствие проявлений» основным.

О глубокомудрые! Если, пребывая в миру (вишая), наше сердце остается незагрязненным, то мы называем это «отсутствием мыслей». Стоит лишь перестать думать о мириадах вещей, как мысли тотчас прекратятся. Мысли прерываются и умирают. Просто перестать думать — величайшая ошибка. Люди, изучающие Путь, задумайтесь над этим! Если вы не знаете сути Дхармы, то такие ошибки особенно возможны, да к тому же вы еще вовлекаете в них и других людей. Мы не видим собственных заблуждений, а еще черним буддийские писания. [Наша школа] считает «отсутствие мыслей» наипервейшим [моментом].

О глубокомудрые! Почему же мы считаем «отсутствие мыслей» наипервейшим?

О глубокомудрые! «Отсутствие» — это отсутствие чего? «Думанье» — что это за явление? «Отсутствие» — это отсутствие двойственности проявлений, отсутствие мирских страстей в сердце. Думанье — это само-природа истинно сущего (бхутататхата)¹²¹. Истинно сущее — это основа думанья, а думанье — это использование (функция) истинно сущего. Именно истинно сущее и само-природа могут породить думанье (мысли), а отнюдь не глаза, уши, нос и язык¹²². Истинно сущее содержит в себе изначальную природу и поэтому порождает думанье. Когда же истинно сущее подобно отсутствию, то глаза, уши, все материальное¹²³ и звуки тотчас разрушаются.

О глубокомудрые! Когда именно само-природа истинно сущего порождает думанье, то хотя шесть индрий¹²⁴ и включают в себя зрение, слух, ощущения и знание, но все же [в этом случае наша мысль] не сможет загрязнить мириады миров, а истинная природа будет неизменно пребывать в самой себе. Поэтому сутра говорит: «Тот, кто искушен в различении всех проявлений дхарм, тот постигнет первейший смысл [этого] и останется недвижимым».

Глава 5
О СИДЕНИИ В СОЗЕРЦАНИИ (ДХИАНА)

Обратись к пастве, Учитель сказал:

— С самого начала в нашей школе [внезапного просветления] сидение в медитации (цзо чань) отнюдь не заключалось лишь в созерцании собственного сердца. Не заключалось оно и в созерцании чистоты или в недвижимом [сидении]. Если же говорить о созерцании собственного сердца, то сердце изначально суетно (иллюзорно). Познание сердца подобно [познанию] иллюзий, а поэтому лучше не созерцать ничего. Если говорить о созерцании чистоты, то изначальная природа человека в своей основе чиста, лишь суетные мысли покрывают все истинно сущее¹²⁵. Однако вне суетных мыслей изначальная природа сама очищается. Если же, возбудив сердце, созерцать чистоту, то наоборот — лишь породишь иллюзию чистоты. У иллюзии нет постоянного места — ведь одно созерцание уже само по себе есть иллюзия. Изначально чистота не имела ни форм, ни проявлений, но сейчас возникли [внешние, иллюзорные] проявления чистоты. На словах это называют мастерством (гунфу). Те, кто придерживаются таких взглядов, лишь препятствуют самопроявлениям своей изначальной природы и только запутываются в этой чистоте.

О глубокомудрые! Я говорю о пестовании [созерцания] в недвижимости. Если взирать на самих людей и не глядеть на то, истинны они или ложны, добры или злы, на их удачи и беды, то уже одно это и есть [воспитание] недвижимости собственной природы.

О глубокомудрые! Заблуждающиеся люди хотя и могут быть недвижимы телом, но лишь откроют рот, как тотчас принимаются говорить о других людях — истинны они или ложны, хороши или плохи, добры или дурны, а это все противоречит Пути. И если именно таким образом созерцать сердце и созерцать чистоту, то это будет лишь препятствовать [истинному] Пути.

Обратившись к пастве, Учитель сказал:

— О глубокомудрые! Что мы называем «сидением в созерцании»? Наша школа¹²⁶ [считает], что когда внутри к этому нет ни препятствий, ни преград, а вовне все добро и зло, что царит в суетном мире, не возбуждает ни сердца, ни мыслей, то это и зовется «сидением». Когда, взирая внутрь, достигаем недвижимости само-природы, то зовем это «созерцанием-чань» (дхиана).

О глубокомудрые! Что же мы называем «созерцанием-дхианой» и «концентрацией мыслей-самадхи»? Когда снаружи мы сумели отринуть все проявления-лакшаны, то это и есть созерцание-дхиана, а когда внутри нет хаоса, то это и есть концентрация-самадхи. Когда снаружи теснятся внешние проявления, то сердце может придти в хаос, если же снаружи ты сумел избавиться от всех проявлений, то хаос покидает сердце. Изначальная природа сама по себе самочиста и естественным образом пребывает в самадхи, но она приходит в хаос в тот момент, когда мы взираем на внешний мир и размышляем над ним. Если же у взирающего на внешний мир сердце не приходит в хаос, то это и есть истинное самадхи.

О глубокомудрые! Когда снаружи сумеешь отринуть все проявления — это и станет созерцанием-дхианой, а когда внутри тебя не станет хаоса, то это и будет самадхи. Снаружи царит созерцание (чань), внутри господствует самадхи — вот это и есть «самадхи-дхиана». Сутра о заповедях бодисаттвы говорит: «Моя изначальная природа с самого начала находилась в естественной чистоте и незамутненности».

О глубокомудрые! В своем потоке мыслей, в самосозерцании возвращайтесь к чистоте и незамутненности своей изначальной природы. Пестуйте себя, сами свершайте деяния¹²⁷ и тогда естественным образом обретете «Путь Будды»¹²⁸.

О глубокомудрые! Найти прибежище в просветлении — это то, что ценят те, кто ходит на двух ногах. Найти прибежище в истине — это то, что ценят те, кто свободен от желаний. Найти прибежище в чистоте — это то, что ценят живые существа. Начиная с сегодняшнего дня, называйте просветление своим Учителем и никогда более не обрящете убежища на пути внешнем, ложном и полном злых духов-гуй!

Глава 6
О ПОКАЯНИИ¹²⁹

Однажды Великий Учитель увидел, что к нему в горы пришла группа служилых и простолюдинов из области Шаочжоу, что в провинции Гуанчжоу, и из многих других областей, чтобы послушать его наставления в Дхарме. Тогда, поднявшись на помост, он обратился к собравшимся:

— Подходите! О глубокомудрые! Явление это [— путь достижения состояния Будды] можно прозреть, лишь пробудив собственную природу. Во все времена в своих мыслях [монахи] сами очищали свое сердце, сами пестовали свои деяния, взирали на собственное космическое тело — дхармакаю¹³⁰, созерцали собственное сердце Будды¹³¹, сами отрекались [от мирской жизни] и сами [принимали на себя] заповеди — и лишь тогда они могли достичь этого [состояния], не боясь обмануться. Вы пришли сюда издалека, объединенные желанием познать это, собранные здесь единым предопределением. Теперь пускай каждый из вас сядет!¹³² Сначала я передам вам [учение о] «пяти частях ароматов¹³³ дхармакаи само-природы», затем же научу вас «покаянию без проявлений».

Все слушающие опустились на землю.

Учитель сказал:

— Первый [из пяти] — аромат заповедей¹³⁴. Это означает, что в твоем сердце не должно быть лжи, зла, зависти, алчности и гнева, не грабь и не причиняй вреда. Все это и называется «ароматом заповедей». Второй — это аромат самадхи, он заключается в том, что ни добро, ни зло, ни внешний мир, ни его проявления не должны приводить в хаос ваше сердце. Вот это и называется «ароматом самадхи». Третий — это аромат мудрости-праджни. [Он заключается в том, что] в твоем сердце нет никаких преград, ты постоянно со всей полнотой мудрости всматриваешься в собственную природу, не творя никакого зла. И хотя ты вершишь добрые дела для всей массы живых существ, в своем сердце ты не должен делать это слишком важным для себя. Уважай предков, думай о последователях, относись [к богатым] с сочувствием и помогай бедным. Вот это и есть «аромат мудрости». Четвертый — это аромат освобождения [от пут всего мирского]. Он заключается в том, что твоему сердцу негде найти опору в отдельных проявлениях дхарм¹³⁵, ты не думаешь ни о добрых, ни о злых делах и сам пребываешь в отсутствии преград. Вот это и называется «ароматом освобождения». Пятый — это аромат познания и созерцания [состояния] освобождения¹³⁶. Он заключается в том, что твоему сердцу уже не за что цепляться ни в добре, ни во зле, но ты и не можешь, погрузившись в Пустоту, хранить одиночество, поэтому должен предаться учению и много слушать, постигая суть собственного сердца. Достигший буддийского Принципа единится с его сиянием и роднится с вещами, где нет ни меня, ни другого¹³⁷, и тогда он непосредственно достигает состояния бодисаттвы и неизменчивости собственной природы. Вот это и зовется «ароматом познания и созерцания [состояния] освобождения». О глубокомудрые, каждый из этих ароматов происточается изнутри [природы человека], и не ищите их снаружи. Теперь настала пора преподать вам «покаяние вне проявлений». Как только вы сумеете уничтожить прегрешения всех трех миров¹³⁸, в тот же момент достигнете чистоты и незамутненности трех карм¹³⁹. О глубокомудрые! Пусть каждый из вас вслед за мной повторит следующие слова: «Я, ученик, обещаю, что с этого момента мысли о прошлом, настоящем и будущем не загрязнят [мое сознание] различными заблуждениями. С этого момента я приношу искреннее покаяние в прегрешениях, порожденных таким дурным делом как заблуждения, желаю уничтожить их раз и навсегда и вовек не возвращаться к ним. Я, ученик, обещаю, что с этого момента мысли прошлого, настоящего и будущего не загрязнят мое сознание чувством гордыни. С этого момента я искренне раскаиваюсь во всех прегрешениях, возникших из-за такого недоброго дела как гордыня, желаю уничтожить ее раз и навсегда и вовек не возвращаться к ней. Я, ученик, обещаю, что с этого момента мысли о прошлом, настоящем и будущем не загрязнят меня чувством зависти. Я искренне раскаиваюсь во всех прегрешениях, порожденных таким недобрым делом как зависть, желаю уничтожить ее раз и навсегда и вовек не возвращаться к ней».

О глубокомудрые! Все, что я сейчас вам поведал, и есть «покаяние вне проявлений». Что мы называем «раскаянием»? А что называем «покаянием»?¹⁴⁰ Раскаянием мы зовем признание своих прежних ошибок. И с этого момента мы окончательно раскаиваемся во всех недобрых делах, в таких прегрешениях как заблуждения, гордыня и зависть, дабы никогда не повторять их впредь. Только это и есть [истинное] раскаяние. Покаянием мы считаем как само покаяние, [так и обещание не повторять] в последующем всех ошибок, и с этого момента прозреваем сущность всех недобрых дел, таких прегрешений как заблуждение, гордыня, зависть, и [тем самым] навсегда кладем им конец, дабы никогда больше не совершать их. Вот только это и зовется покаянием. Поэтому все вместе это зовется

«покаянием и обещанием больше не совершать этого впредь».

Все впавшие в заблуждение способны лишь раскаиваться в своих предыдущих прегрешениях, но не могут сделать так, чтобы не совершать это впредь. Если нет покаяния [с обещанием не повторять ошибок вновь] и если предыдущие грехи не уничтожены, то прегрешения родятся вновь. Так можно ли назвать это «покаянием с обещанием больше не повторять прегрешений»?

О глубокомудрые! Я целиком передал вам смысл покаяния. Теперь же я раскрою глубокомудрым смысл «Четырех великих обетов». Пусть каждый из вас внимательно слушает это, раскрыв свое сердце! «Я приношу обет освободить от суетного мира бесконечные мириады существ, что живут в моем сердце. Я приношу обет разрушить бесконечные путы омрачения¹⁴¹, что живут в моем сердце. Я приношу обет изучать неисчислимую школу Дхармы, что живет в моей внутренней природе. Я приношу обет достичь совершенства на Пути Будды, который живет в моей внутренней природе и выше которого нет»¹⁴².

О глубокомудрые! Каждый сейчас говорит: «Мы даем обет спасать бесчисленное множество живых существ». Значит ли это, что не я, Хуэйнэн, должен спасать их, [но они должны обрести спасение сами]? О глубокомудрые! Те живые существа, что живут в нашем сердце, [созданы] сердцем, [полным] ложных взглядов и заблуждений, сердцем, [пропитанным] иллюзиями, сердцем, в котором нет добра, сердцем, [обуреваемым] завистью, сердцем, переполненным ядами и скверной. Каждый из людей должен спасать себя сам, опираясь на свою внутреннюю природу — только это и зовется истинным спасением.

Что же мы называем «спасением себя через свою внутреннюю природу»? Это спасение через праведные взгляды тех живых существ, что живут в нашем сердце и пребывают в путах ложных взглядов, заблуждений, страстей и незнания. Обладая такими праведными взглядами и при помощи мудрости-праджни, мы можем разбить оковы незнания и иллюзий этих живых существ, и каждое из них спасется само. Каждый приходящий к нам, в ком живут ложные взгляды, может быть спасен через праведность, а заблудший — через пробуждение. Тот, кто пребывает в незнании, будет спасен мудростью, а злой — добром. Именно такое спасение мы и называем истинным спасением.

И вновь [повторите за мной]: «Мы даем обет разбить бесчисленные путы заблуждений и страданий». Это значит, что мудростью-праджней мы устраняем все пустые иллюзии, живущие в наших мыслях и в нашем сердце.

И вновь [повторите за мной]: «Мы даем обет изучать бесчисленную [в своих проявлениях] школу Дхармы». Необходимо самим прозреть нашу внутреннюю природу, постоянно следовать праведному учению — только это и будет называться «изучением воистину».

И вновь [повторите за мной]: «Мы даем обет достичь неизмеримо высокого Пути Будды». Это значит, что, смирив сердце, мы можем следовать истинной праведности, отринуть как заблуждения, так и [мысли] о просветлении и лишь постоянно порождать в себе мудрость-праджню. Избавиться от [мыслей] об истинном, избавиться от [мыслей] об иллюзорном — только так можно прозреть природу Будды. Именно это мы имеем в виду, говоря о «достижении Пути Будды». Надо постоянно думать об этом и следовать этому. Это и есть Дхарма силы обетов¹⁴³.

О глубокомудрые! Сегодня я полностью раскрыл вам смысл «Четырех великих обетов», теперь же настала пора преподать вам, глубокомудрые, «обет трех опор (прибежищ¹⁴⁴), что не имеют внешних проявлений».

О глубокомудрые! Мы находим опору в просветлении, поскольку оно объединяет собою два начала: [заслуги-пунья и мудрость-праджню]¹⁴⁵.

Мы находим опору в праведности, поскольку она позволяет нам избавиться от желаний.

Мы находим опору в чистоте, поскольку это сердцевина того, что есть в живых существах.

А поэтому, начиная с сегодняшнего дня, сделайте своим Учителем просветление, дабы более никогда не возвращаться к внешнему пути ереси и демонов-мара!¹⁴⁶

Во всем этом мы должны постоянно сами выверять себя, обращаясь к внутренней природе и трем драгоценностям (Будда, его учение Дхарма и община-сангха — А.М.)¹⁴⁷. Именно здесь, глубокомудрые, во внутренней природе и трех драгоценностях, вы и должны искать себе опору. Будда — и есть просветление. Дхарма — и есть праведность. Сангха — и есть чистота.

Своим сердцем обретите опору в просветлении, дабы ложные взгляды и заблуждения не родились в вас, уменьшайте желания и познайте меру, сумейте избавиться от стяжательства и похоти. Все это и зовется «двумя мерами — [пунья и праджня]».

Своим сердцем обретите опору в праведности, и тогда вы всегда будете свободны от ложных взглядов. А будучи свободными от ложных взглядов, вы никогда не станете эгоистичными, высокомерными или алчными. И зовется это «избавлением от желаний».

Своим сердцем обретите опору в чистоте. И пускай множество мирских страстей царит в мире желаний, но наша внутренняя природа не затронута загрязнением. Вот это и зовется «сердцевиной живых существ».

И если вы сумеете следовать этому в ваших делах, то это и будет означать, что вы обрели опору внутри себя. Обычный человек не может даже понять смысл «обета трех опор», хотя с утра до ночи стремится к этому. И пускай он говорит, что находит себе опору в Будде, но разве он знает, где Будда находится? Если ты не узрел Будды, то как же ты можешь обрести в нем опору? Говорить так — лишь творить ложь.

О глубокомудрые! Пускай каждый из вас узреет и проверит [это]! Не используйте сердце попусту! В сутре ясно говорится: «Возвращаясь к себе, обретем опору в Будде», но отнюдь не сказано: «Возвращаясь, обретаем опору в Будде вне себя»¹⁴⁸. И если мы не обретем Будду внутри себя, то не будет никакого другого места, [где можно было бы найти Будду].

Теперь же, когда нам стал ясен смысл этого, каждый из вас должен обрести внутри своего сердца «три драгоценности». Внутри мы должны привести в гармонию сердце и внутреннюю природу, снаружи — быть уважительными к другим людям. Это и называется «обрести опору внутри себя».

О глубокомудрые! Теперь пускай каждый из вас внимательно слушает меня. Я расскажу вам о «трех телах (трикая) само-природы Будды, что пребывают в единстве», дабы вы смогли узреть эти три тела и ясно прозрели бы собственную природу. Пусть все повторяют за мной:

Нашим физическим телом, рупакаей, мы находим опору в абсолютно чистом теле Закона Будды (дхармакая).

Нашим физическим телом мы находим опору в абсолютно самодостаточном теле блаженства Будды (самбхогакая).

Нашим физическим телом мы находим опору в преображенном (приобретенном) теле Будды мириад изменений (нирманакая)¹⁴⁹.

О глубокомудрые! Наше физическое тело — лишь [временный] постоялый двор, и мы не можем быть уверены, что вернемся туда. Но все люди, что существуют в этом мире, внутри своей природы содержат три тела Будды. Однако сердца [обычных] людей пребывают в заблуждениях, и люди эти не способны прозреть собственную внутреннюю природу. Они ищут три тела Воистину пришедшего (Татхагаты — Будды) снаружи и не видят, что в их теле уже есть три тела Будды.

Слушайте меня! Сегодня я покажу вам, что если мы прозреем свою внутреннюю природу, то обнаружим в нашем собственном теле все три тела Будды. Эти три тела Будды рождаются из нашей изначальной природы, а отнюдь не приходят откуда-то снаружи. Что мы называем «чистой дхармакаей (телом Закона Будды)»? Изначальная природа всех людей, что живут в этом мире, абсолютна чиста, и именно из само-природы рождаются мириады дхарм. Размышления о дурных делах порождают дурные поступки. Размышления о добрых делах порождают добродетельные поступки. Таким образом все дхармы, что пребывают в нашей изначальной природе, извечно чисты как Небо, извечно ясны как луна. Будучи закрыты облаками, они станут светлыми наверху и темными внизу. Но стоит лишь подуть внезапному порыву ветра и разогнать облака, как свет распространится и вверх и вниз и проступят мириады форм. Замутнение и непостоянство природы людей, живущих в этом мире, может быть уподоблено облакам в небе.

О глубокомудрые! Сокровенное знание подобно солнцу, трансцендентная мудрость-праджня подобна луне. Знание и мудрость извечно светлы. Во внешнем мире своими размышлениями мы словно облаками закрываем собственную изначальную природу, и от нее уже не исходит свет. Но если нам встретится добрый и искушенный в знаниях наставник (каламита), от которого мы услышим об истинной Дхарме, то все замутнения и иллюзии тотчас устранятся сами, снаружи и изнутри все станет освещено, и таким образом проступят мириады дхарм, что пребывают в нашей внутренней природе. Именно к этому приходит человек, что прозрел свою изначальную природу. Это и зовется «чистой дхармакаей».

О глубокомудрые! Найти своим сердцем опору в нашей собственной природе равносильно тому, что обрести прибежище в истинном Будде. Тот, кто обретает такое прибежище, должен искоренить из собственной природы не доброту сердца, его завистливость и нечестность, эгоизм, лживость, пренебрежение к другим людям, снобизм, ложные взгляды, заносчивость, а также никогда не совершать не добродетельных поступков. Обретать прибежище внутри себя означает постоянно прозревать свою внутреннюю природу и преодолевать собственные ошибки, а не рассуждать о том, плохи или хороши другие люди.

Тот, кто всегда уважителен и кроток, тот и достигнет прозрения внутренней природы и не встретит препятствий на своем пути. Это и будет обретением опоры внутри себя.

Что мы называем «абсолютно самодостаточной самбхогакаей»? Возьмем, к примеру, светильник, что может разогнать тысячелетнюю тьму. Точно также и мудрость может уничтожить тысячелетние заблуждения. Не стоит нам размышлять о прошлом — оно ушло и его уж более нельзя вернуть. То, о чем мы должны размышлять, — это о будущем. Мысли наши ксана за ксаной (т.е. в любой момент — А.М.) должны быть абсолютно самодостаточными и пресветлыми, и тогда мы узреем собственную изначальную природу. Хотя добро и зло противоположны друг другу, изначальная природа недвойственна. Недвойственность изначальной природы зовется сутью изначальной природы. Суть изначальной природы не может быть загрязнена ни добром, ни злом. Это и есть «абсолютно самодостаточная самбхогакая».

Лишь одной злой мыслью, что поднимается из нашей внутренней природы, мы можем уничтожить все добродетели, накопленные за мириады предыдущих кальп. И лишь одной доброй мыслью, что рождается из нашей внутренней природы, мы можем устранить все наши грехи, даже если их количество подобно песчинкам реки Ганг¹⁵⁰. Непосредственно достичь невероятно Высокого бодхи, от ксаны к ксане прозревать себя, не утратив изначальной мысли [о сути просветления], — это и зовется самбхогакаей.

Что мы называем мириадами изменений преображенного тела нирманакаи? Если мы не думаем о мириадах дхарм (вещей, что существуют в этом мире), то природа наша будет изначально пуста. Но лишь одна мысль способна уже породить множество размышлений, и мы называем это «изменениями» (метаморфозами). Когда мы размышляем о недобрых поступках, то в метаморфозах [перед нами разверзается] ад, когда же мы размышляем о добрых делах, то в метаморфозах [перед нами раскрываются врата] Небесной обители. Драконы и змеи — это метаморфозы ядовитого зла. Бодисаттвы — это метаморфозы сострадания. Мудрость трансформирует нас в Верхний мир¹⁵¹, заблуждения обращают нас к миру Нижнему¹⁵². Поистине неисчислимы метаморфозы нашей внутренней природы! Заблудший человек не способен почувствовать это и постоянно следует путем зла. Но стоит ему лишь раз обратить свою мысль к добру, как в нем тотчас родится мудрость-праджня. Это мы и называем «изменениями внутренней природы нирманакаи».

О глубокомудрые! Тело Закона (дхармакая) самодостаточно. Когда в любой момент времени мы сами прозреваем свою внутреннюю природу — это и будет самбхогакаей, или телом блаженства. Когда мы обретаем способность в любой момент следовать метаморфозам, то это и будет нирманакаей, или телом изменений.

Самому получить пробуждение, пестовать самого себя, [прозревать] свою внутреннюю природу, [накапливая] заслуги и добродетели, — все это и будет истинным обретением прибежища. Наша плоть — это материальное тело (рупакая), которое лишь постоялый двор, и не верьте, что в нем можно обрести прибежище. Но если мы осознаем трикаю — три тела Будды в нашей внутренней природе, то мы тотчас познаем, что наша внутренняя природа и есть Будда.

Я знаю «Гатху вне проявлений», и если вы будете повторять ее, то с этими словами в один момент устранятся все заблуждения и грехи, накопленные в предыдущие кальпы.

Гатха гласит:

Заблудший человек печется о заслугах, а не о Пути-Дао.
Он говорит о том, что пестовать собственные заслуги — это одно и то же, что пестовать Путь.
И хотя его заслуги в раздаче милостыни могут быть неисчислимы,
В сердце его уже изначально возникли три зла¹⁵³.
Он надеется, пестуя свои заслуги, устранить грехи
[И не знает], что достижение заслуг в будущем отнюдь не устраняет грехи прошлого.
Так почему же не устранить грехи, что скопились в сердце,
Истинным покаянием в своей внутренней природе?
Тот, кто постиг суть истинного раскаяния Махаяны,
Устраняет зло, следует праведности и тем самым освобождается от грехов.
Постигающий Путь, что постоянно пребывает в созерцании своей внутренней природы,
Становится тождественен с Буддой.
Наши патриархи передали нам учение о внезапном просветлении
Для того, чтобы все, кто желает прозреть свою природу, могли стать едиными и тождественными [с Буддами].
Если же вы стремитесь обнаружить тело Закона — дхармакаю,
Омойте свое сердце, очистите его от всех внешних феноменов — дхармалакшан.
Приложите все усилия, практикуя самосозерцание, и не расслабляйтесь ни на миг.
И последующие мысли не должны быть прерваны твоим уходом из этого мира.
И если ты постиг учение Махаяны и достиг прозрения собственной природы,
Сложи трепетно ладони [в знак уважения].

Затем Наставник добавил:

— О глубокомудрые! Каждый из вас должен повторять эту гатху и следовать ей в своих поступках. Повторяя ее слова, вы прозреете собственную природу. И даже если я отправлюсь за тысячу ли, вы будете пребывать бок о бок со мной. Но если, повторяя эти слова, вы не достигнете пробуждения, то даже находясь лицом к лицу, мы будем за тысячу ли друг от друга. Так стоит ли ходить за этим так далеко? Берегите себя. Теперь вы можете разойтись.

Среди всей паствы, что слушала эти наставления, не было никого, кто не получил бы пробуждения. В превеликой радости все поклонились и разошлись.

Глава 7
ВОЗМОЖНОСТИ И УСЛОВИЯ¹⁵⁴

Когда патриарх вернулся из Хуанмэй [от Пятого патриарха Хунжэня], где получил учение о Дхарме, в деревушку Цаоси, что в области Шаочжоу, никто еще не знал его. В ту пору нашелся лишь один конфуцианец по имени Лю Чжилюй, который оказал ему радушный прием и приютил его. У Лю Чжилюя была тетка по имени Учицзан (Бесконечное хранилище), которая являлась бхиккуни (монашенкой — А.М.) и постоянно повторяла наизусть «Махапаринирвана-сутру». Наставник, послушав эту сутру в течение короткого времени, тотчас уловил ее утонченный смысл и стал объяснять его. Монашенка же взяла книгу и попросила Наставника объяснить смысл некоторых иероглифов.

— Я — неграмотный, — сказал Наставник, — а вот о смысле [сутры], пожалуйста, спрашивайте.

— Так как же Вы можете уловить смысл текста, не зная ни одного иероглифа? — удивилась монашенка.

— Утонченный Принцип, [что проповедовал] Будда, никак не связан с писаными иероглифами, — ответил Наставник.

Монашенка была несказанно поражена [его ответом] и после этого рассказывала о Наставнике с глубоким благочестием всем старикам деревни: «Это — муж, воистину обретший Дао, мы должны попросить его остаться и наставлять нас».

Однажды дальний родственник вэйского У (правителя Цао Цао — А.М.) по имени Цао Шулян и еще несколько человек прибыли выразить почтение Наставнику.

К тому времени монастырь Баолиньсы (Драгоценного леса), разрушенный войсками в конце династии Суй, превратился в руины, но на его фундаменте отстроили новую буддийскую обитель и долго упрашивали Наставника поселиться в ней, — уже вскоре она превратилась в цветущий монастырь.

Наставник провел здесь девять с небольшим лет, но завистники¹⁵⁵ вновь выследили его, и Хуэйнэн вынужден был скрыться в близлежащих горах. Преследователи подожгли траву и деревья, [где он скрывался], но Наставник укрылся в каменной [расселине]. До сих пор на этом камне, что зовется «Камень убежища», сохранились отпечатки от колен патриарха, когда он сидел, скрестив ноги, и от письмен на его одеждах.

Припомнив завет Пятого патриарха, что он должен сначала остановиться в Хуайцзи, а затем укрыться отшельником в Сыхуэй, Хуэйнэн сделал эти два места своим отшельническим прибежищем.

Монах Фахай, что был родом из Шаочжоу, из деревушки Цюйцзян¹⁵⁶, во время своей первой встречи с патриархом спросил Хуэйнэна:

— Прошу Вас разъяснить мне смысл [известного высказывания] «сердце и есть Будда».

— Когда ты не позволяешь предыдущим мыслям рождаться в тебе — это и есть сердце. Когда ты не позволяешь сгинуть последующим мыслям — это и есть Будда (т.е. позволяешь всему быть таким, какое оно есть — А.М.). Формирование всех внешних проявлений (сян) и есть сердце, отказ от всех этих внешних проявлений и есть Будда. Если бы я даже захотел дать тебе полный ответ, то мне не хватило бы и целой кальпы, чтобы сделать это. А поэтому послушай мою гатху:

Сердце — вот что зовется мудростью (праджня).
Будда — вот что суть созерцания (самадхи).
Практикуя самадхи и праджню, позволь им быть в равновесии друг с другом.
И тогда твое сознание очистится.
Понять это учение ты сможешь, лишь постигая свою природу.
[Праджня и самадхи] в основе своей не имеют рождения.
И лишь парное пестование [самадхи и праджни] являет собой истину.

Фахай, услышав эти слова, испытал великое пробуждение, и в глубокой благодарности к Наставнику ответил ему гатхой:

То, чем сердце было изначально — это и есть Будда!
Но я не постиг этого и этим обделил себя.
Теперь же я знаю причину самадхи и праджни.
И именно парное пестование их обоих позволит мне освободиться от вещей.

Монах Фада¹⁵⁷, что был выходцем из области Хунчжоу¹⁵⁸ и принял монашество уже в семь лет, постоянно повторял вслух «Лотосовую сутру»¹⁵⁹. Когда он как-то пришел выразить свое почтение Наставнику, то [во время поклона] головой не дотрагивался земли. Наставник спросил:

— Если ты во время того, как выражаешь почтение, не дотрагиваешься головой земли, то не лучше ли вообще отказаться от всякого ритуала выражения почтения? Должна быть какая-то вещь, что кроется в твоем сердце. Скажи, что ты вбираешь в себя во время твоих [ежедневных] занятий?

— Я постоянно повторяю вслух «Лотосовую сутру» и уже сумел сделать это три тысячи раз! — ответил Фада.

— Если бы ты повторил ее десять тысяч раз, воистину постиг бы ее смысл и не [имел бы столько тщеславия], чтобы игнорировать других людей, то сумел бы идти [по пути] рядом со мной. Сейчас же то, чего ты достиг, лишь прибавило тебе тщеславия, и ты даже не замечаешь своей ошибки. Послушай мою гатху:

Основа выражения почтения — это обуздание высокомерия.
Так почему же твоя голова не коснулась земли?
Обладания «Я» — вот где исток рождения греха.
А вот в «отсутствии заслуг» таится бесконечное счастье!

Затем Наставник спросил:

— Как зовут тебя?

— Фада (т.е. «Достигший Дхармы» — А.М.).

— Хотя и зовут тебя «Достигшим Дхармы», какой же Дхармы ты достиг? — спросил Хуэйнэн. И вновь произнес гатху:

Если тебя сегодня назвали «Достигшим Дхармы»,
То трудолюбиво и без устали повторяй гатху:
Пустое повторение ведет лишь к произнесению звуков,
Но того, чье сердце просветлено, назовут бодисаттвой.
И если сегодня ты имеешь такую пратью¹⁶⁰,
То именно сегодня я тебе и объясню ее.
Но стоит тебе поверить в то, что Будда глаголет не словами¹⁶¹,
Как тотчас цветы лотоса будут произрастать из твоих уст¹⁶².

Услышав эту гатху, Фада раскаялся в своем поступке и, поблагодарив патриарха, сказал:

— Отныне и впредь я буду неизменно приветлив со всеми. И хотя я постоянно повторял «Лотосовую сутру», на самом деле я не понимал ее смысла, и поэтому сердце постоянно пребывало в сомнениях. Вы же, Преподобный, обладаете неизмеримой мудростью, прошу Вас, объясните мне ее общий смысл.

— О «Достигший Дхармы»! — ответил Хуэйнэн. — Дхармы не сложно достичь, лишь сердца своего ты не достиг! В сутре нет ничего того, что заставляло бы нас пребывать в сомнениях, лишь сердце твое сомневается в самом себе. Что является главным, когда ты повторяешь сутру?

— Природа моя столь темна и глупа, что я раньше мог лишь повторять письмена сутры, откуда же мне знать, что в них является главным?!

— Я сам неграмотен, — сказал Хуэйнэн, — поэтому прочти мне разок эту сутру. И я объясню ее тебе.

Фада начал громким голосом повторять сутру, но лишь только он дошел до главы, что называлась «Притчи»¹⁶³, Наставник сказал:

— Остановись! Главным в этой части с самого начала были причины и следствия воплощения Будды в этом мире. И хотя притчи весьма многочисленны в этой сутре, ни одна из них не выходит за рамки этого. Итак, каковы же эти причины и следствия? Сутра говорит: «Правитель мира Будда появился в этом мире лишь для одного Великого дела». И это «одно Великое дело» — познание прозрения Будды.

Обычные люди впадают во внешние заблуждения, [будучи очарованы] формами и проявлениями, и во внутренние заблуждения — [будучи захвачены «идеей] о Пустоте». Если же ты сможешь, пребывая в этих проявлениях (живя в мире — А.М.), оторваться от них, если сумеешь, постигая Пустоту, отринуть саму идею о Пустоте, — лишь тогда преодолеешь и внешние, и внутренние заблуждения. И если прозреешь это Учение, сердце твое раскроется лишь в одной мысли — она и будет раскрытием взора познания Будды¹⁶⁴.

Слово «будда» означает «просветление», и оно может быть разделено на четыре части («врата»): раскрытие [живым существам учения о] «взоре познания просветления»; демонстрация [живым существам] «взора познания просветления»; пробуждение [у живых существ] «взора познания просветления» и проникновение [живых существ] во «взор познания просветления ».

Если, слушая [наставления], ты раскрываешь и демонстрируешь этот взор, то без труда сможешь и пробудить его в себе, и проникнуть в него. Тогда и проявится этот «взор познания просветления», который есть «истинная изначальная природа». И ни в коем случае ты не должен ошибиться, интерпретируя смысл сутры и считая, что «раскрытие, демонстрация, пробуждение и проникновение» — это взор познания, доступный лишь Будде, — поскольку нет никакого различия между «Я» и «другими». Такая [неправильная] трактовка будет подобна поношению сутры и злословию на Будду. Поскольку всякий человек и есть Будда, он уже и так обладает «взором познания». Так зачем же ему еще и открывать [взор на самого себя]? И сегодня ты должен уверовать в то, что взор познания Будды — это лишь познание собственного сердца и что нет никакого другого Будды вовне!

Все живые существа, введенные в заблуждение ярким сиянием [собственной природы], страстно стремятся к мирской юдоли, будучи снаружи [связаны] обстоятельствами, а внутри разлажены [собственными заблуждениями], и охотно позволяют подхлестывать себя [мирским проявлениям]. Именно поэтому владыка мира [Будда] принялся за труд, восстав из своего самадхи, терпеливо проповедуя различные [способы самовоспитания], увещевая отказаться [от совершения множества грехов], не искать [Будду] снаружи, поскольку нет различия между Буддой и человеком. Именно поэтому [сутра] и говорит о раскрытии взора познания Будды.

Я также призываю всех живых существ постоянно раскрывать взор познания Будды внутри собственного сердца. Однако сердца многих людей пребывают в ложных мыслях, а ведь грех творится именно из-за незнания и заблуждения. В речах они могут быть добродетельными, но сердца их погружены во зло. Они алчны, злобны, завистливы, нечестивы, льстивы и эгоистичны. Они агрессивны по отношению к другим людям и разрушительны по отношению к неодушевленным вещам. И поэтому они раскрывают свой взор «познания обычных существ».

О, если бы они смогли сделать праведным свое сердце, постоянно порождать в себе мудрость, прозревать сияние собственного сердца, остановить зло и следовать добру, то тогда бы это стало раскрытием взора «познания Будды»!

И ты должен в любой момент времени раскрывать взор познания Будды и никогда не раскрывать свой взор «познания обычных существ»! Раскрыть взор познания Будды означает преодолеть этот мир (пребывать в мире Будды — А.М.). Раскрыть взор «познания обычных существ» означает по-прежнему оставаться в этом мире. Однако если ты будешь лишь упорно повторять [вслух слова сутры] и при этом считать это основным своим занятием, то чем же ты будешь отличаться от буйвола, что гоняется за собственным хвостом?

Фада сказал:

— Если все так, [как Вы говорите], то достаточно. лишь понять смысл сутры и нет нужды постоянно повторять ее?

Наставник ответил:

— А какие есть ошибки в сутре? И что мешает тебе ее повторять? Ведь и заблуждение, и прозрение заключено в самом человеке, и недостатки и достоинства, живут в тебе самом. Если ты повторяешь [сутру] устами и следуешь этому в своих поступках — это и есть «вращение сутры». Тот же, кто лишь повторяет устами, но сам не следует этому, сам оказывается «вращаемым» этой сутрой. Послушай мою гатху:

Когда наше сердце пребывает в заблуждениях, то мы оказываемся лишь «вращаемы» Лотосовой сутрой.
Но когда наше сердце просветлено, то мы сами «вращаем» Лотосовую сутру.
Если ты повторяешь сутру в течение долгого времени, но так и не можешь достичь просветления.
Значит ты враждебен к смыслу ее.
Отсутствие мыслей означает остановку [в пестовании собственного сердца].
Наличие мыслей порождает ложное.
Тот, кто не считается ни с «наличием», ни с «отсутствием»,
Постоянно едет на повозке, запряженной белыми волами¹⁶⁵.

Услышав эту гатху, Фада не сумел сдержать слез и, получив через эти слова великое пробуждение, обратился к патриарху, воскликнув:

— Я, Фада, с самого начала не мог использовать «Лотосовую сутру», и сам оказался используем этой сутрой.

Затем он добавил:

— Сутра говорит: «Все, от шраваков до бодисаттв, если они станут рассуждать над этим, даже собрав все свои силы, не смогут постичь знания Будды». Сегодня же Вы мне позволили понять, что если и простолюдин пробудит свое сердце, то это может называться взором познания Будды. Но у человека, что не обладает глубокими корнями, [эта мысль] может породить немалые сомнения. К тому же сутра говорит о трех колесницах: запряженной баранами (шраваки), запряженной оленями (пратьека-будды) и, наконец, запряженной быками (бодисаттвы). Чем они отличаются от колесницы, запряженной белыми волами? Прошу Вас, наставьте меня вновь! Хуэйнэн ответил:

— Здесь смысл сутры абсолютно ясен, лишь ты сам неправильно понимаешь его. Недостаток, из-за которого люди этих трех колесниц (шраваки, пратьека-будды и бодисаттвы — А.М.) не могут понять мудрости Будды, заключается в том, что они много [рассуждают о ней]. И даже если в своих рассуждениях они продвинутся очень далеко, это только уведет их [от мудрости Будды]. Будда изначально [пришел], чтобы проповедовать обычным людям, а не Буддам. Тем же, кто не мог уверовать в его Принцип, он позволял уйти из общины. И ты не знаешь, что мы уже едем в колеснице, запряженной белыми волами, и нам нет нужды искать за нашими вратами (вне нашей школы — А. М.) другие три колесницы. К тому же сутра абсолютно ясно говорит тебе: «Есть лишь Единая колесница Будды, и нет никаких других колесниц типа второй или третьей». Бесчисленные способы, [которыми Будда проповедовал нам], различные притчи и высказывания, где выводятся причинно-следственные связи, — все эти многочисленные приемы используются ради достижения Единой колесницы Будды. Как ты не можешь осознать этого? Три колесницы — ложны, они были пригодны лишь в прошлом. Единая колесница — вот истина! И она предназначена для настоящего дня. Лишь научись отбрасывать ложное и возвращаться к истинному.

После того, как ты вернешься к истинному, даже само это «истинное» не будет обладать [для тебя] никаким именем. Ты должен понять, что все эти богатства принадлежат тебе, и только ты можешь пользоваться ими. И когда ты не будешь смотреть [на Будду] лишь как на отца, [на других людей] лишь как на сыновей его, [а на все эти сокровища] лишь как на предмет для использования¹⁶⁶, то тогда это можно будет назвать овладением «Лотосовой сутрой». От кальпы к кальпе ты не выпустишь из рук [эту сутру], и от восхода до заката не будет такого момента, когда бы ты не повторял ее.

Прозрев, Фада запрыгал от радости и в глубоком почтении к Наставнику сложил следующую гатху:

Повторил я сутру вот уж три тысячи раз,
Но Наставник из Цаоси разрушил все это лишь одной своей фразой.
Тот, кто не понимает смысла воплощения Будды в этом мире,
Как он может быть способен укротить страсти, что живут в людях?
Колесницы баранов, оленей и быков были лишь временной заменой,
Тремя этапами добра — начальным, средним и последующим¹⁶⁷.
Как же мне было узнать, что внутри горящего дома¹⁶⁸
Изначально пребывает правитель Дхармы (Дхарма-раджа)?

Наставник сказал:

— Отныне ты можешь называть себя «Монах, повторяющий сутры» (Няньцзин сэн).

Благодаря этим наставлениям, [Фада] постиг сокровенный смысл и по-прежнему не прекращал повторять вслух сутру.

Монах Чжитун был выходцем из местечка Аньфэн, что в области Шоучжоу¹⁶⁹. Вот уже более тысячи раз он прочел «Ланкаватара-сутру», но так и не мог понять смысл «трех тел» — трикаи — и четырех типов мудрости (праджня). Поэтому он поклонился патриарху и попросил его объяснить смысл этого.

Хуэйнэн сказал:

— Если говорить о «трех телах», то очищенное тело Закона (дхармакая, фашэнь) — это и есть твоя изначальная природа. Целиком реализованное тело (самбхогакая, баошэн) — это и есть твоя мудрость (праджня), а пребывающее в бесконечных трансформациях тело метаморфоз (нирманакая, хуашэн) — твои поступки. Но если все это оторвано от твоей изначальной природы, то нельзя говорить о «трех телах», а можно лишь сказать: «тела есть, но нет в них мудрости». Если же ты поймешь, что все три тела не обладают собственной природой, [поскольку проистекают из внутренней природы самого человека], то это и будет называться четырьмя типами знания бодхи (трансцендентного знания о просветлении — А.М.). Послушай мою гатху:

Наша собственная природа уже заключает в себе все три тела,
Которые и высветляют в нас четыре типа мудрости.
Таким образом, не отказываясь от того, чтобы взирать и слушать внешний мир,
Ты непосредственно можешь достичь чертога Будды.
И сегодня я говорю тебе:
Коли истинно уверуешь в это, то никогда не впадешь в заблуждения.
Но никогда не учись у тех, кто ищет [Будду] где-то вовне
И весь день рассуждает о просветлении-бодхи.

Чжитун спросил вновь:

— Могу ли я услышать наставления о смысле четырех типов мудрости?

Хуэйнэн объяснил:

— Если ты познал три тела, то также сумеешь постичь и четыре типа мудрости. Так о чем же еще спрашивать? Но если ты оторвался от своих трех тел — то уже не говори о четырех типах мудрости! Название этому — «мудрость есть, но тел нет». И в этом случае обладание мудростью может обернуться ее полным отсутствием!

Затем Хуэйнэн добавил, произнеся гатху:

Природа Мудрости-зеркала абсолютно чиста,
Сердце Мудрости-равновесия не имеет недостатков,
Взор Мудрости-сокровенного видения не имеет заслуг,
Всеохватная Мудрость едина с [Мудростью]-зеркалом,
Первые пять виджнян и восьмая виджняна переходят друг в друга на высшем этапе, в то время как шестая и седьмая виджняны — на начальном этапе¹⁷⁰.
Но все это — лишь произнесение названий, а не выражение их истинной природы.
Когда ты целиком сумеешь освободить себя от ощущений, [что порождают внешние объекты],
Ты постоянно будешь пребывать в Драконовом Самадхи¹⁷¹.

[Услышав эти слова], Чжитун прозрел мудрость своей природы и обратился к патриарху со следующей гатхой:

Три тела изначально пребывали внутри меня,
Четыре типа мудрости заключены в просветленном сердце.
Когда тела и мудрость ни в чем неотличимы друг от друга,
[Мы сможем спонтанно] откликаться на вещи, следуя их формам.
Поиск [трех тел], или пестование [мудрости] — лишь иллюзорные акты.
Пытаться сохранить их или пребывать в них поступки, противоречащие истинной сути.
Благодаря наставлениям Учителя, я постиг их сокровенный смысл,
И посему отныне могу покончить со всеми именами, что лишь замутняют [сознание] и загрязняют [нашу природу]¹⁷².

Монах Чжичан¹⁷³ был уроженцем местности Гуйси, что в области Синьчжоу¹⁷⁴ и уже в раннем возрасте принял монашество, преисполненный решимости прозреть свою природу. Однажды он пришел к Хуэйнэну выразить свое почтение, тот же спросил Чжичана:

— Откуда ты пришел? Что стремишься обрести?

— Я недавно побывал в горах Байфэншань (Белых пиков), что в области Хунчжоу, посетил Преподобного Датуна¹⁷⁵ (Шэньсюя — А.М.), обратившись к нему с просьбой объяснить мне смысл того, как прозреть собственную природу и стать Буддой. Но все же у меня остались некоторые сомнения, а поэтому я отправился столь далеко, чтобы выразить Вам почтение в надежде, что Вы, Преподобный, проявите милость и наставите меня.

— А какими словами наставлял тебя [Шэньсюй]? Расскажи-ка их мне, я хочу послушать!

— Когда я пришел туда и провел уже три месяца, но так и не получил наставления, то, стремясь постичь Дхарму, однажды вечером один пришел в покои [к Шэньсюю] и спросил: «Прозрели ли Вы собственное изначальное сердце и изначальную природу?». Шэньсюй ответил: «А ты прозрел абсолютную Пустоту?». «Прозрел», — ответил я. «А какой вид, какую форму имеет эта Пустота?» — спросил он. «Пустота бесформенна, так о каком же виде и форме может идти речь?» — ответил я. «Твоя изначальная природа в точности подобна этой Пустоте, и осознание того, что нет там такой вещи, которую можно было бы увидеть, и зовется "истинным прозрением", а осознание того, что нет там никакой вещи, которую можно было бы познать, и зовется "истинным знанием". Нет там ни зеленого, ни желтого, ни длинного, ни короткого, поскольку прозрение в своем истоке абсолютно чисто, а основа просветления — совершенна и ясна, и зовется все это "прозревая собственную природу, стать Буддой". А еще называется это "познание и прозрение Воистину пришедшего (Татхагаты — Будды)"», — сказал Шэньсюй. И хотя я услышал эти речи, я не всё понял в них. Прошу Вас, объясните мне их смысл.

— То, что он сказал тебе, — ответил Хуэйнэн, — означает, что он по-прежнему придерживается взглядов «прозрения и познания», и именно поэтому он не сумел тебе объяснить. Я же прочту одну гатху:

Не познать единой Дхармы и при этом придерживаться мысли о том, что [сердце] пребывает в отсутствии прозрения,
В немалой степени напоминает то, как пробегающие облака закрывают лик солнца.
Не познать единой Дхармы, но при этом придерживаться «пустотного познания»
Напоминает то, как чистое небо [ни с того ни с сего] прорезают вспышки молний.
Стремительное возникновение [в сознании] таких мыслей о познании и прозрении
Показывает лишь ошибочное понимание этого — к какому же освобождению это может привести?
Но если ты хотя бы в одной своей мысли поймешь всю ошибочность этого,
Духовный свет твой будет вечно происточаться изнутри тебя.

Как только Чжичан услышал эту гатху, сердце и мысли его просветлели. И он произнес гатху:

Позволить подобным мыслям о познании и прозрении рождаться в нас —
Все равно, что искать просветления-бодхи во внешних предметах.
Чем тот, кто выработал в себе чувство «Я просветлен уже одной своей мыслью»,
Превосходит то состояние, когда он еще пребывал в заблуждениях?
Внутри своей природы почувствовал я исток [всего сущего]
И свет этого распространился повсюду.
И если бы я не явился в покои к Наставнику,
Так бы и остался сбит с толку этим учением о двух головах (о «сохранении отсутствия прозрения» и о «пребывании в пустотном знании» — А.М.)¹⁷⁶.

Однажды Чжичан спросил патриарха:

Будда проповедовал доктрину «трех колесниц»¹⁷⁷. Но вместе с этим он говорил и о Наивысшей колеснице¹⁷⁸. Я не могу понять этого, прошу, объясните это мне.

— Ты должен вглядываться в собственное изначальное сердце, а не во внешние проявления дхарм (дхармалакшана)! В Дхарме не бывает четырех колесниц, это лишь человеческое сердце разделяет их. Смотреть, слушать, повторять сутры — это Малая колесница (Хинаяна). Познать внутреннюю природу и смысл освобождения от пут мирского — это Средняя колесница. Претворять Дхарму в своих поступках — это Большая колесница (Махаяна). Но до конца проникнуть в мириады дхарм, овладеть ими, и при этом не быть загрязненным, отринуть внешние проявления дхарм и не обладать ничем, — лишь это зовется Наивысшей колесницей.

Слово «колесница» (санскр. яна) означает «двигаться», «совершать поступки» (син¹⁷⁹), и ни к чему здесь вести словесные баталии. И если ты сумеешь воспитать себя, то более не будет у тебя никаких вопросов ко мне! В любой момент времени пребывай в собственной природе и в само-таковости (естественности)!

Чжичан с благодарностью поклонился и оставался рядом с Хуэйнэном, пока патриарх не покинул этот мир¹⁸⁰.

Монах Чжидао был уроженцем уезда Наньхай, что в Гуанчжоу. [Как-то он пришел к патриарху] и спросил его:

— С тех пор, как я покинул дом [и стал монахом], вот уже более десяти лет я читаю «Махапаринирвана-сутру», но так и не понял ее великого смысла. Прошу Вас, Преподобный, наставьте меня.

— И какое же место ты не понял? — спросил патриарх.

— «Все деяния непостоянны и принадлежат к дхарме рождений и смертей (самскара-дхарма). Когда и смерти и рождения прерываются, то тогда и наступает радость нирваны».

— И что смущает тебя здесь? — вновь спросил Хуэйнэн.

— Все живые существа обладают двумя телами, то есть физическим телом (рупакая) и телом Закона (дхармакая). Физическое тело непостоянно, оно рождается и умирает. Тело Закона постоянно, непознаваемо и непостижимо. Сутра гласит: «Рожденное — умирает и, умирая, прекращает свое существование. И это умирание является радостью». Так какое же тело [из двух] угасает в безмятежности¹⁸¹, а какое тело испытывает радость? Если речь идет о физическом теле, то физическое тело, умирая, распадается на четыре великих стихии Махабхута¹⁸², и все это целиком является страданием. О страдании нельзя говорить как о радости. Если же в безмятежности угасает тело Закона, то оно оказывается подобным деревьям, траве, камням и черепице. Так кто же испытывает радость в этом случае? Тело Закона — это основа рождений и смертей, а пять скандх — это функция рождений и смертей.

Это значит, что у одной основы существует пять функций, а цепь рождений и смертей постоянна. Рождение — это функция, возникающая из основы. Смерть — это функция, что возвращается к своей основе. Если сказать, что тело достигает реинкарнации, то для всех существ, что обладают чувствами, не будет «прекращения смертей». Если сказать, что тело не имеет реинкарнации, то все будет бесконечно возвращаться к смерти, подобно вещам, что не обладают чувствами. И если это так, то при таких ограничениях и запретах нирваны рождение вообще невозможно для всех живых существ¹⁸³. Так где же здесь радость?

— Ты — сын Будды¹⁸⁴, — сказал патриарх, — так зачем же ты изучаешь неверные («внешние») пути, придерживаешься ложных взглядов о «конечном и постоянном»¹⁸⁵ противоречишь Учению школы Высочайшей колесницы (Махаяны)? Если исходить из того, что ты говоришь, то тело Закона существует отдельно от физического тела, а прекращение череды «рождений и смертей» якобы требует «угасания в безмятежности» (нирвана). Более того, утверждая, будто «нирвана — это вечная радость», ты подразумеваешь, что существует кто-то, кто испытывает эту радость. Те живые существа, что придерживаются таких взглядов о череде смертей и рождений, стремятся к мирским радостям [и тем самым еще больше привязывают себя к череде смертей и рождений]. Отныне знай: Будда испытывает высочайшее сострадание именно к тем людям, которые полагают, что соединение вместе пяти скандх и есть проявление нашего тела, а все остальные дхармы являются внешними проявлениями суетного мира. Будда испытывает высочайшее сострадание и к тем, кто постоянно носим течением между рассуждениями о том, что жизнь — хороша, а смерть — отвратительна, и не знает о существовании грез и пустых иллюзий, все больше вовлекая себя в круг перерождений.

Будда испытывает высочайшее сострадание и к тем, кто обращает вечную радость нирваны в проявления страданий, и к тем, кто ежедневно стремится к чувственным наслаждениям. Для них милосердный Будда проявляет истинную радость нирваны. Ни в одном моменте¹⁸⁶ нет ни проявлений (лакшан) жизни, ни проявлений смерти, ни даже прекращения череды рождений и смертей. Это и есть проявление безмятежного угасания (нирвана). Но даже в сам этот момент проявления не существует, и поэтому измерить его невозможно. Это и зовется вечной радостью, но в этой радости нет ни того, кто испытывает эту радость, ни того, кто не испытывает ее. Так где же может существовать то, что мы называем «одна основа и пять ее функций»? Так зачем же ты говоришь, что «при таких ограничениях и запретах нирваны рождение вообще невозможно для всех живых существ»? Говоря так, ты поносишь Будду и разрушаешь Дхарму! Послушай мою гатху:

Недостижимо великая Махапаринирвана
Совершенна и вечно полна сиянием [Будды].
Обычные люди и глупцы называют ее «смертью»,
Те, кто придерживается ложных учений, зовут ее «прекращением», —
Эти люди, что принадлежат к двум колесницам¹⁸⁷,
Рассматривают всякое действие как «недеяние».
Все это — лишь чувственные рассуждения,
И в них видна основа шестидесяти двух типов ложных взглядов¹⁸⁸.
Все это — лишь иллюзорные и пустые имена, [что мы даем сами].
Так откуда же взяться здесь истинному смыслу?
Лишь человеку, что обладает неизмеримо пытливым умом,
Будет дано постичь, что означает отсутствие привязанностей,
Познав закон пяти скандх, достигнув своего «Я», что заключено в скандхах,
И снаружи проявляется в физических формах многих людей,
В самых различных переливах звуков,
[Он поймет, что] все они равно подобны сну и иллюзиям.
Такой человек не делает различия между простолюдином и мудрецом,
Не размышляет о нирване,
Он разбивает «два односторонних суждения и три крайних предела»¹⁸⁹.
Он использует свои шесть корней¹⁹⁰, когда это необходимо,
Но мысль об «использовании» не волнует его.
Он может разделить любые явления,
Но мысль о разделении не волнует его.
И даже когда пламень конца кальпы выжжет дно океанов
И когда вихри заставят сталкиваться между собой горы,
Он будет пребывать в истинном постоянстве радости безмятежного угасания,
А проявления нирваны останутся все теми же.
Я говорю об этом тебе сегодня столь настойчиво
Лишь для того, чтобы ты сумел избавиться от своих ложных взглядов.
И если ты не будешь [буквально] следовать моим словам,
То, возможно, кое-что ты сумеешь постичь.

Услышав эту гатху, Чжидао испытал великое пробуждение. Буквально запрыгав [от радости], он поклонился патриарху и удалился.

Чаньский учитель Синсы, уроженец Аньчэна, что в Цзичжоу¹⁹¹, происходивший из рода Лю, как-то услышал, что в Цаоси [у Шестого патриарха] через проповедь Дхармы спасаются множество людей, и прямиком отправился на поклон [к Хуэйнэну]. Там он задал Хуэйнэну вопрос:

— Чем должен заниматься [последователь Чань], чтобы его достижения нельзя было измерить «ступенями совершенствования»?¹⁹²

— А чем Вы пришли сюда заниматься? — спросил в ответ патриарх.

— Я не знаю, что делать даже с Благородными истинами, [завещанными Буддой]!

— А на какой «ступени совершенствования» Вы находитесь сейчас? — вновь спросил патриарх.

— Если я даже не знаю, что делать с Благородными истинами, о какой вообще «ступени совершенствования» может идти речь?

Патриарх был глубоко поражен [его ответами] и сделал Синсы старшим в общине¹⁹³.

Однажды патриарх сказал ему: «Ты должен идти и распространять наше Учение в своем округе, дабы оно не умерло!». Так Синсы, получив Дхарму, вернулся в Цзичжоу в горы Цинюань (Светлого источника) и повсеместно распространял Дхарму. Посмертно он был награжден именем «Чаньский мастер Хунцзи», что означает «Великий в своей помощи».

Чаньский наставник Хуайжан¹⁹⁴ происходил из рода Ду, что жил в области Цзиньчжоу¹⁹⁵. Сначала Хуайжан пришел к Государственному наставнику [Хуэй]аню¹⁹⁶, что пребывал в горах Суншань, но Хуэйань отправил его в Цаоси послушать проповедь.

Хуайжан, прибыв [в Цаоси], поклонился учителю, тот же его спросил:

— Откуда пришел ты?

— С гор Суншань.

— И с какой вещью ты пришел сюда?

— Было бы неправильным сказать, что это похоже на какую-то вещь, — ответил Хуайжан.

— А можно ли этого достичь через тренировки? — вновь спросил Хуэйнэн.

— Нет никаких препятствий к тому, чтобы достичь этого тренировками, но вот загрязнить это невозможно ничем.

— Будды оберегали именно это — то, что нельзя загрязнить. Это как раз для тебя, равно как и для меня самого. Индийский патриарх Праджнятара говорил: «Появится Жеребенок, что будет попирать своими копытами всех людей в Поднебесной»¹⁹⁷. Ты должен сам понять [смысл этого предсказания], мне же не следует его разъяснять слишком поспешно.

Внезапно Хуайжан понял [смысл того, о чем говорил Хуэйнэн] и [после этого] почти пятнадцать лет оставался учеником Шестого патриарха. День за днем он все глубже проникал в сокровенное и утонченное. Затем он поселился на пике Наньюэ в горах Хэншань, где широко проповедовал чаньскую школу. Его наградили посмертным именем «Чаньский наставник Дахуэй», что означает «Великая мудрость».

Чаньский наставник Сюаньцзюэ (Сокровенное просветление) из Юнцзя происходил из рода Дай, что жил в уезде Вэньчжоу¹⁹⁸. С малых лет изучал он сутры и комментарии к ним — шастры, был искушен в методиках самадхи и медитации-випассаны¹⁹⁹ буддийской школы Тяньтай, поскольку, читая «Вималакирти-нидреша-сутру», он прозрел свое сердце-основу²⁰⁰.

Однажды ученик Наставника [Хуэйнэна] по имени Сюаньцэ (Сокровенная бамбуковая табличка) решил посетить его, и между ними завязалась оживленная беседа. Во время разговора [Сюаньцэ увидел], что высказывания [его собеседника] соответствуют речениям чаньских патриархов.

Сюаньцэ поинтересовался:

— Могу ли я узнать, о Милосердный²⁰¹, кто тот учитель, от которого Вы получили Дхарму?

— Когда я слушал наставления в различных шастрах, у меня на каждый раздел был свой учитель. Но затем, изучая «Вималакирти-нидреша-сутру», я познал суть Школы сердца Будды (Буддхаситта, самоназвание школы Чань — А.М.). Но еще не было человека, который мог бы проверить это²⁰².

— Еще до времен Бхисмагарджитасавара Раджи²⁰³ можно было достичь [просветления без подтверждения наставника], — сказал Сюаньцэ, — но после Бхисмагарджитасавара Раджи тот, кто сам достигает пробуждения без [подтверждения] наставника, естественным образом становится на ложный путь.

— Не пожелаете ли Вы, Милосердный, стать заверителем моего [просветления]? — спросил Сюаньцзюэ.

— Мои слова слишком легковесны для этого, — ответил Сюаньцэ. — В местечке Цаоси есть Великий учитель — Шестой патриарх, к которому стекаются паломники со всех четырех сторон, чтобы получить от него Учение. Если Вы отправитесь к нему, я составлю Вам компанию.

Сюаньцзюэ вместе с Сюаньцэ пришли в [Цаоси]. Сюаньцзюэ обошел три раза вокруг учителя [в знак уважительного приветствия], а затем встал перед ним, подняв монашеский посох-кхаккхару.

Наставник спросил:

— Шраман является воплощением трех тысяч больших правил и восьмидесяти тысяч мелких предписаний. Так откуда пришли вы и что сделало Вас столь озабоченными?

— Слишком велико дело [бесконечной череды] рождений и смертей, и слишком быстро мы уходим в непостоянство, — ответил Сюаньцзюэ.

— Почему же ты не воплотил в себе принцип «нерождения»²⁰⁴, который положил бы конец скоротечности жизни? — спросил Хуэйнэн.

— Если тело пребывает вне рождений, то и основа [существования человека, его сердце] нескоротечна!

— заметил Сюаньцзюэ.

— Именно так! Именно так! — воскликнул Хуэйнэн.

Сюаньцзюэ сделал все необходимые церемонии, [что полагаются по окончании беседы с наставником], поклонился и вскоре распрощался.

— Не слишком ли быстро ты возвращаешься обратно? — спросил его Хуэйнэн.

— Если изначально не существует движения, можно ли говорить о скорости? — ответил вопросом Сюаньцзюэ.

— А кто знает, что движения не существует?

— Это лишь разделение [первоначального единства], что само возникает у Вас, Милосердный.

— Ну что ж, — заметил Хуэйнэн, — я вижу, ты уловил смысл «нерождения».

— А что, разве «нерождение» обладает «смыслом»? — спросил Сюаньцзюэ.

— А разве «отсутствие смысла» не есть разделение [первоначального единства]?

— Разделение — это также и «отсутствие смысла».

— Замечательно! — воскликнул Хуэйнэн. — Задержись ненадолго и останься здесь на ночлег!

[Благодаря последнему восклицанию патриарха] со временем [Сюаньцзюэ] стали называть Ишэцзюэ — «Просветление за один ночлег».

Впоследствии он написал «Гатху о Подтверждении Пути», которая широко распространилась по миру. После смерти получил он имя «Великий учитель Усян» — «Тот, кто находится вне внешних проявлений».

А его современники звали его «Чэньцзюэ», что означает «Воистину просветленный».

Чаньский последователь Чжихуан сначала обучался у Пятого патриарха и сам считал, что уже достиг самадхи. На двадцать лет он уединился в небольшой обители, где проводил долгие часы в сидячей медитации.

Ученик [Хуэйнэна] Сюаньцэ, путешествуя вдоль берегов Хуанхэ, услышал имя Чжихуана и посетил его обитель.

— Что ты делаешь здесь? — спросил Сюаньцэ.

— Я вхожу в самадхи, — ответил Чжихуан.

— «Вхожу в самадхи», сказал ты? Пребываешь ли ты в нем сознательно («с наличием сердца»)? Или бессознательно («в отсутствии сердца»)? Если ты входишь в самадхи бессознательно, то все бесчувственные вещи типа травы и деревьев, черепицы и камней также могут войти в самадхи. Если же ты делаешь это сознательно, то все живые объекты также могут достичь самадхи.

— Когда я воистину пребываю в самадхи, то не вижу ни «отсутствия», ни «наличия» сердца, — заметил Чжихуан.

— Если ты не видишь ни «наличия», ни «отсутствия» сердца, то это и есть вечное самадхи. Но существует ли в этом случае «вхождение» [в самадхи] или «выход» [из него]? [Если это так], то это не будет Великим самадхи, — заявил Сюаньцэ.

Чжихуан ничего не ответил. После долгого молчания он спросил:

— Могу ли я узнать, кто Ваш учитель?

— Мой наставник — Шестой патриарх из Цаоси.

— А как Шестой патриарх определяет самадхи и дхиану? — спросил Чжихуан.

— Мой учитель говорит так: «[Тело Закона — дхармакая] — чисто и безмятежно. Именно таковы его функция и основа. Пять скандх изначально пусты, а шесть нечистых опор сознания (зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, интеллект — А.М.) — отсутствуют. Нет ни вхождения [в самадхи], ни выхода [из него]. Нет даже ни самого самадхи, ни хаоса, [что противостоит ему]. По своей природе Чань (дхиана) не пребывает ни в чем, а поэтому отбрось [выражение] «пребывать в умиротворении дхианы». По своей природе Чань не рождается, а поэтому отбрось [выражение] «порождать думанья о дхиане». Подобно этому сердце наше абсолютно пустотно, более того — пустотность его неизмерима».

Услышав эти слова, Чжихуан тотчас отправился [в Цаоси] за наставлениями Шестого патриарха. Тот спросил Чжихуана:

— Зачем Вы, Милосердный, явились сюда? Чжихуан описал кармические причины, приведшие его [в Цаоси]. Учитель сказал:

— Речи, что произнес [перед тобой Сюаньцэ], искренни. Пусть сердце твое станет подобным абсолютной Пустоте, но при этом не будь привязанным к созерцанию Пустоты и тогда не будет тебе препятствий [к достижению освобождения]. Будь то в покое или в движении — всегда пребывай вне использования сердца. Забудь о различиях между обычным человеком и мудрецом. Отбрось различия между возможным и существующим. Пускай твоя внутренняя природа и ее внешние проявления пребывают в состоянии таковости — вот тогда не будет такого момента, когда бы ты не пребывал в самадхи.

При этих словах Чжихуан достиг великого пробуждения. От того, что он в течение двадцати лет считал «достижением [истинной глубины] сердца», не осталось и тени. В ту же ночь жители Северного берега

Хуанхэ слышали глас с Небес: «Наставник Чжихуан сегодня достиг Дао!»²⁰⁵. Вскоре Чжихуан, совершив прощальный поклон [перед Шестым патриархом], вернулся в Хэбэй, где проповедовал всем четырем категориям людей²⁰⁶.

Как-то один монах спросил [Шестого патриарха]:

— Кто может достичь сути того учения из Хуанмэй, [что проповедовал Пятый патриарх]?

— Тот, кто познал Закон (Дхарму) Будды, сможет достичь его.

— А Вы, Преподобный, достигли его сути?

— Увы, я не познал еще Закона Будды!

Однажды Наставник захотел постирать свою рясу, что была передана ему, но никак не мог найти чистого источника. Поэтому он отправился в местечко, которое располагалось в пяти ли позади монастыря, где, как он заметил, горные леса и трава были особенно пышны.

Наставник потряс своим монашеским посохом²⁰⁷, а затем воткнул его в землю. Тотчас открылся источник, хлынула вода и образовала небольшое озерцо.

[Патриарх] опустился на колени, чтобы выстирать свою рясу на камнях, но внезапно перед ним появился монах и поклонился ему.

Монах произнес:

— Мое имя — Фанбянь, я из Западного Шу. Недавно в южной Индии я повстречал Великого учителя Бодхидхарму²⁰⁸. И он сказал мне: «Быстрее возвращайся в земли Тан (Китай). Истинное око Дхармы Махакашьяпы²⁰⁹ и монашеская ряса, завещанные мною, ныне переданы Шестому патриарху, что живет в области Шаочжоу в местечке Цаоси. Иди и поклонись ему». И вот я, Фанбянь, пришел издалека в желании увидеть рясу и патру, что переданы Вам.

Шестой патриарх показал ему [патру и рясу], а затем спросил:

— А чем Вы занимаетесь, Высокочтимый?

— Я искушен в искусстве скульптуры.

— Не покажете ли мне Ваши работы? — тотчас попросил патриарх.

Фанбянь сначала растерялся, но через несколько дней все же изваял статую [Шестого патриарха] высотой в семь цуней, совершенную по своему мастерству.

Рассмеявшись, патриарх сказал:

— Вы уловили кое-что в природе ваяния, но ничего не уловили в природе буддизма.

Затем он вытянул вперед руки и, [возложив] на голову Фанбяня, потер их [в знак благословения], сказав при этом:

— Навеки ты станешь Нивой благодати²¹⁰ как для людей, так и для Небес.

И отдал патриарх ему свою рясу. Получив рясу, Фанбянь разделил ее на три части: в одну часть он обрядил статую, вторую оставил себе, а третью сжег, разложив на земле и накрыв пальмовыми листьями. Затем он произнес:

— Получение этой рясы означает, что предстоит мне вернуться в этот мир в качестве настоятеля монастыря и вновь отстроить его храмы и залы!

Как-то один монах повторял гатху, написанную чаньским наставником Волунем²¹¹:

Волунъ обладает способами
Того, как обуздать сотни мыслей.
И тогда [проявления] этого мира не возбуждают сердца,
А дерево Бодхи прорастает с каждым днем.

Шестой патриарх, услышав это, сказал:

— Гатха эта показывает, что ее автор не познал свое сердце-основу. Если действовать, руководствуясь [лишь словами этой гатхи], то это еще больше опутает тебя. Затем он произнес свою собственную гатху:

У Хуэйнэна нет никаких способов,
Не обуздывает он и сотни мыслей.
Проявления этого мира до сих пор нередко волнуют его сердце.
Так как же может прорастать древо Бодхи?

Глава 8
О ВНЕЗАПНОМ И ПОСТЕПЕННОМ

Когда патриарх жил в монастыре Баолиньсы (Драгоценного леса), что в Цаоси, Великий Учитель Шэньсюй молился в монастыре Юйцюаньсы (Нефритового источника), что в Цзиннани²¹². В ту пору обе школы процветали, все люди называли «южной» школу Хуэйнэна, а «северной» — школу Шэньсюя. Южная и Северная школы отличались друг от друга как школа «внезапного [просветления]» и школа «постепенного просветления]». Однако многие последователи не могли понять смысл учения этих школ. Поэтому патриарх обратился к пастве:

— Суть буддийской Дхармы — единая школа²¹³, это лишь люди разделяют ее на «южную» и «северную». Дхарма — однородна, только [люди] способны прозреть ее с разной скоростью. Так стоит ли разделять [просветление] на «внезапное» и «постепенное»? Дхарма не бывает ни внезапной, ни постепенной, это лишь люди бывают способными и глупцами. А отсюда и название — «внезапное» и «постепенное».

Тем не менее, последователи Шэньсюя, насмехаясь над патриархом Южной школы, нередко говорили: «Он даже не знает ни одного иероглифа, так как же он может претендовать на столь высокое место?»

Шэньсюй же, [услышав эти речи], заметил: «Он достиг мудрости вне учителя²¹⁴, глубина его пробуждения и есть Высшая колесница. Мне же не сравниться с ним. Разве случайно мой учитель Пятый патриарх передал ему одежды учения²¹⁵? Я очень сожалею, что не могу отправиться так далеко, чтобы навестить его, поскольку отягощен государственной милостью²¹⁶. Вы же не должны оставаться здесь! Вы должны отправиться в Цаоси и послушать его наставления».

Однажды Шэньсюй приказал своему ученику Чжичэну: «Ты умен и обладаешь немалой мудростью. Ты можешь от моего имени отправиться в Цаоси и послушать наставления. И если тебе удастся их услышать, ты должен постараться хорошенько все запомнить, чтобы по возвращении передать мне».

Чжичэн, повинуясь приказу учителя, отправился в Цаоси. Он присоединился к группе, что пришла просить учителя о наставлении, при этом не сказав ни слова, откуда он прибыл. И тут патриарх обратился к пастве:

— Сегодня среди паствы спрятался человек, что хочет выкрасть мое Учение!

Чжичэн вышел вперед и, поклонившись, рассказал, какое дело привело его сюда. Патриарх же спросил:

— Ты пришел в монастырь Баолиньсы, чтобы шпионить?

— Нет, это не так, — ответил [Чжичэн].

— Откуда мне знать, что это не так?

— Потому что я сказал «не так», и не сказал «да, так и есть»!

— А как ваш учитель наставляет последователей? — спросил Хуэйнэн.

— Наш учитель часто наставляет нас, чтобы мы взирали на чистоту сердца, долго [медитировали] сидя и не ложились.

— Взирать на чистоту сердца — это скорее недостаток²¹⁷, но отнюдь не есть созерцание-чань, — сказал

Хуэйнэн. — Долгое сидение сковывает тело, какая же польза от этого для [чаньского] принципа? Послушай мою гатху:

[Человек], пока жив, сидит и не ложится.
Когда же умирает, он ложится и более не сидит.
Но все это один и тот же вонючий костяк.
Так почему же мы должны упражняться именно сидя?

Еще раз поклонившись наставнику, Чжичэн сказал:

— Я учился у великого Учителя Шэньсюя в течение девяти лет²¹⁸, однако так и не достиг просветления. Сегодня же, услышав Ваши слова, Преподобный, я познал изначальное сердце. И я прошу милости у Преподобного, чтобы он наставил меня о великом деле рождений и смертей.

— Я слышал, что ваш учитель наставляет вас в дисциплинарных правилах (сила), в созерцании (самадхи) и в высшей мудрости (праджня)²¹⁹. Однако что он подразумевает под правилами, медитацией и высшей мудростью? Расскажи мне! — сказал Хуэйнэн.

— Великий учитель Шэньсюй говорит: «То, что удерживает нас от недостойных поступков — это и есть правила. Следование добрым поступкам — это и есть высшая мудрость. Самоочищение собственного сознания и есть созерцание». Вот как он наставляет нас. Могу ли я, Преподобный, узнать Вашу систему?

— Если я тебе скажу, что у меня есть некое учение, чтобы передать другим, я обману тебя. Однако следуя [моим] способам, можно освободиться от пут [бытия]. Обыденное имя для обозначения этого — самадхи. То, как ваш учитель определяет правила, созерцание и высшую мудрость, на самом деле не вызывает сомнений. И все же я смотрю на правила, созерцание и высшую мудрость иначе.

— Если существуют только одни правила, созерцание и высшая мудрость, — воскликнул Чжичэн, — то как же могут быть другие взгляды на них?

То, как ваш учитель трактует правила, созерцание и высшую мудрость, единится со [взглядами] представителей Большой колесницы (Махаяна), таковы же, как я понимаю их — взгляды представителей Наивысшей колесницы. [Время и способы] получения просветления и освобождения могут быть не одинаковы, а поэтому и взгляды на это могут сильно различаться. Послушай, что я скажу тебе! Отличается ли это от того, что говорят другие? Учение, в котором я наставляю, не отделено от само-природы. Если же оторваться от тела [само-природы], то все это будет называться лишь «формами» (внешними проявлениями — сян), а само-природа будет пребывать в постоянном заблуждении. Необходимо познать, что все мириады дхарм (учений) рождаются именно из само-природы, а это и есть истинная Дхарма и дисциплинарных правил, и созерцания, и мудрости. Вновь послушай мою гатху:

Когда в сердце-основе нет ложного, то это и есть правила само-природы.
Когда в сердце-основе нет отвлекающих мыслей, то это и есть праджня само-природы.
Когда в сердце-основе нет хаоса, то это и есть самадхи само-природы.
Когда ничего не прибавляется и ничего не убывает, это и есть алмазная [крепость]²²⁰ само-природы.
Приход жизни и уход жизни — все лишь основа самадхи.

Услышав гатху, Чжичэн извинился, [что задал нелепый вопрос], и поблагодарил Наставника. А затем он сложил следующую гатху:

Пять скандх — лишь иллюзия, созданная нашим телом.
Да разве могут иллюзии быть миром истинной реальности?
[И само желание] вернуться к истинной таковости
Указывает лишь на то, что дхарма наша не очищена.

Учитель согласился с этим стихом. Вернувшись к беседе с Чжичэном, патриарх сказал:

— То, что говорит ваш учитель о правилах, самадхи и праджне, подходит для мудрых людей малых корней. То же, что я говорю о правилах, самадхи и праджне, подходит для мудрых людей больших корней. Те, кто прозрел само-природу, не опираются на [термины] «бодхи» или «нирвана», равно как не опираются и на учение «о познании и прозрении освобождения». Лишь тот, кто в реальности не ограничивает себя одним учением, может постичь мириады учений²²¹. И лишь тот, кто постиг смысл этого, может называть это «телом Будды» (буддхатхата), «бодхи» или «нирваной», равно как можно называть это «познанием и прозрением освобождения». Человек, что прозрел свою природу, может опираться на эти [термины], но может и не опираться на них. Он свободно приходит и уходит (рождается и умирает — А.М.), не имея ни задержек, ни преград; делает, откликаясь на использование [вещей]; отвечает, откликаясь вопросу. Он созерцает в своем «теле изменений» (нирманакая) и не отрывается от само-природы, достигая таким образом «самопребывания в духовном проникновении²²², забавляясь с самадхи». Это и называется прозрением природы. Чжичэн вновь спросил у наставника: — Объясните, в чем смысл выражения «не опираться»?²²³

— В само-природе нет ничего ложного, никаких заблуждений или хаоса. Мысль за мыслью через праджню прозревают и высветляют для себя [изначальную природу], постоянно отрываясь от проявлений дхарм (фасян), свободно пребывая сами в себе²²⁴. Она распространяется вдоль и поперек. Так как же опираться на это? Само-природа сама просветляется, и благодаря этому мы внезапно получаем просветление, а также — за пределами времени — пестуем [истинное в себе], и здесь не бывает ничего постепенного или поэтапного. А поэтому и не опираемся ни на какие учения (дхармы, способы — А.М.), ибо учение — это и есть нирвана. Да разве есть в ней какие-то этапы?

Чжичэн поклонился учителю, пожелал остаться с ним и не отходил с тех пор от него ни днем, ни вечером.

Монах Чжичэ был выходцем их провинции Цзянси, его фамилия в миру была Чжан, звали Синчаном, а в молодые годы служил он воином. С той поры, как произошло разделение на Южную и Северную школы, хотя руководители этих школ и не спорили друг с другом, их последователей обуревал дух соперничества и вражды.

В ту пору представители Северной школы самовольно объявили Шэньсюя Шестым патриархом и боялись, что весть о том, кому [Пятый] патриарх [действительно] передал патру и рясу, разнесется по всей Поднебесной, а поэтому подговорили Синчана убить Наставника [Хуэйнэна]. Но патриарх в своем сердечном проникновении заранее знал об этом заговоре и положил при себе десять лянов золотых монет.

И вот однажды, когда ночь опустила свой покров, Синчан проник в покои патриарха, желая осуществить недоброе. Наставник сам, вытянув шею, подставил ее под удар, и Синчан три раза ударил своим клинком, но тот не оставил [на теле патриарха] ни малейшей царапины. Наставник же сказал: «Справедливый меч не причиняет вреда, ложный меч не является справедливым. Я должен тебе лишь деньги, но свою жизнь я тебе не должен».

Синчан, пребывая в глубоком изумлении, упал в обморок и долгое время не мог придти в себя. [Затем же], глубоко раскаявшись и принеся извинения, он решил покинуть мир [и уйти в монахи]. Патриарх протянул ему деньги²²⁵ и сказал: «Тебе лучше поскорее уйти, боюсь, что мои ученики могут причинить тебе вред. Лучше приходи как-нибудь в другой раз, переодевшись, и я возьму тебя к себе».

Синчан, как ему и сказали, скрылся в ту ночь, а затем, обрядившись в монашеские одежды, покинул мир, придерживался всех дисциплинарных правил и быстро совершенствовался.

Однажды, вспомнив все, что говорил ему Наставник, он отправился в далекое путешествие повидать его и выразить свое почтение. Учитель сказал:

— Я давно вспоминал о тебе, почему ты пришел так поздно?

— Став бхикшу, — ответил он, — я раскаиваюсь в своих ошибках. Сейчас, хотя я и покинул мир и [воспитываю себя] подвижничеством²²⁶, но все же не способен воздать вам за ваше милосердие. Могу ли я сделать это, распространяя Дхарму и спасая живые существа? Я постоянно изучаю «Махапаринирвана-сутру», однако не могу понять смысл «постоянного» и «непостоянного». Не будете ли Вы столь милосердны и не объясните ли мне это?

— Непостоянное — это и есть природа Будды, — ответил Учитель. — А то, что обладает постоянством — это сердце, расколотое всеми дхармами добра и зла.

То, что говорите Вы, Преподобный, премного противоречит писанному в сутрах.

— Я передаю печать сердца Будды, так как же это может противоречить буддийским сутрам?

— Сутры говорят, что природа Будды — это и есть постоянство, Вы же, Преподобный, говорите, что она не обладает постоянством. Все дхармы добра и зла и даже само бодхи-ситта (сердце-мудрость) не обладают постоянством. Вы же, Преподобный, говорите, что они обладают постоянством. В этом как раз и состоит противоречие. Сегодня я, изучающий [буддизм], ввергнут в немалое сомнение и недоумение.

— Если уж мы заговорили о «Махапаринирвана-сутре», то одна бхиккуни (монашенка) по имени Учицзан пересказала мне наизусть всю эту сутру, попросив, чтобы я объяснил ее смысл. Ни один иероглиф, ни один смысл не расходились с тем, что гласил текст сутры. И то, что я тебе говорю сегодня, не отличается от того объяснения.

— Поскольку знания Вашего ученика поверхностны и неполны, не могли бы Вы, Преподобный, яснее раскрыть это?

— Ты так и не понял? — спросил патриарх. — Если бы природа Будды была постоянной, то какой бы имело смысл рассуждать о дхармах добра и зла? И нашелся бы тогда до конца кальп человек, который открыл бы истину бодхи? Вот поэтому я и говорю, что природа Будды не обладает постоянством. Это как раз тот смысл, который Будда вкладывал в истинное постоянство. К тому же, если бы все дхармы не обладали бы постоянством, тогда бы все вещи обладали само-природой, могли бы страдать, рождаться и умирать, а природа истинного постоянства (круга рождений и смертей - А.М.) не могла бы распространиться повсеместно. Вот почему я говорю, что дхармы добра и зла обладают постоянством. Это как раз то, что Будда и подразумевал под смыслом истинного непостоянства. Ведь Будда [в том числе] обращался и к обычным людям и представителям других школ (дословно «внешнему пути» — А.М.), которые придерживались ложного постоянства, а люди «двух колесниц»²²⁷ принимают за постоянство его отсутствие. Все вместе они образуют то, что мы называем «ба дао» — «восемь ложных дорог». А поэтому в «Махапаринирвана-сутре», чьи иероглифы преисполнены скрытого смысла, эти неверные взгляды разбиваются и ясно говорится, что [нирвана являет собою] истинное постоянство, истинную радость, истинное Я и борение сердца²²⁸.

Ты же сейчас, опираясь на слова, поворачиваешься спиной к их смыслу. Ты считаешь так: то, что уничтожается — непостоянно, а то, что неизменно и окостенело — то и вечно, и тем самым ты неправильно понимаешь последнее наставление Будды²²⁹, смысл которого всеохватен, утончен и глубок. Ты можешь читать [сутру] вдоль и поперек тысячи раз, но какая польза будет от этого?

Внезапно в этот момент Синчан получил великое пробуждение и произнес гатху:

Чтобы сберечь непостоянство сердца,
Будда говорил об обладании постоянной природой.
Тот, кто не знает, что это всего лишь уловка,
Подобен тому, кто собирает гальку в весенних озерцах,
Принимая ее за жемчужины.
Я же сейчас не прилагаю никаких усилий,
Природа Будды сама проявляется,
И это отнюдь не благодаря наставлениям учителя
И не моим собственным достижениям.

Хуэйнэн сказал:

— Сегодня ты полностью проник [в суть учения о постоянстве], а поэтому отныне твое имя будет Чжичэ — «Решимость к полному проникновению».

Чжичэ поклонился, поблагодарил патриарха и удалился.

Однажды тринадцатилетний юноша, чье имя было Шэньхуэй, родившийся в клане Гао в Шэньяне, пришел из монастыря Юйцюаньсы (Нефритового источника)²³⁰ выразить свое почтение [Хуэйнэну].

Наставник сказал:

— Глубокомудрый! Ты пришел издалека и наверняка утомился. [Тем не менее, не сможешь ли ты мне сказать], понял ли ты, что такое «основа» (бэнь)? Если ты обладаешь знанием основы, то знаешь и ее правителя²³¹. Проверим, что ты сможешь сказать!

— Отсутствие привязанности — вот основа. «Видеть» («прозревать» — А.М.) — вот ее правитель!

— ответил Шэньхуэй.

— Что за легковесные слова говорит этот сраманера (новичок-монах)! — воскликнул Хуэйнэн²³².

— Когда Вы, Преподобный, сидите в медитации,

— спросил Шэньхуэй, — Вы видите или не видите («прозреваете» — А.М.) [собственное сердце]?

Наставник ударил его три раза своим посохом, а затем спросил:

— Вот я тебя ударил — тебе больно или не больно?

— Одновременно и больно и не больно, — ответил Шэньхуэй.

— Вот также и я [во время медитации] и вижу и не вижу.

— Да как же это можно одновременно и видеть и не видеть? — спросил Шэньхуэй.

— То, что я постоянно вижу — это мои собственные ошибки. То, что я не вижу — это хорошее и дурное в других людях. А поэтому и говорю, что я и вижу и не вижу одновременно. Вот ты сказал, что тебе и больно и не больно одновременно. Если бы тебе было только не больно, то ты был бы подобен дереву или камню. Если бы тебе было только больно, то ты ничем не отличался бы от обычных людей, у которых [в ответ на боль] поднимаются гнев и ненависть. То, о чем ты меня только что спрашивал, «видеть» и «не видеть» — это двойственность. «Больно» и «не больно» — это как жизнь и смерть²³³. Ты же не видишь своей собственной само-природы. Так что же ты пришел сюда беспокоить меня?

Шэньхуэй поклонился патриарху, извинился и поблагодарил его.

Учитель же сказал:

— Твое сердце полно заблуждений, которых ты не видишь, попроси тех, кто добр и знающ, чтобы они показали тебе дорогу. Когда твое сердце придет к пробуждению, тогда ты сам прозреешь свою изначальную природу и сумеешь действовать в соответствии с буддийской дхармой. Ты пребываешь в заблуждениях и не видишь собственного сердца, но [вместо того, чтобы узреть собственное сердце], ты приходишь ко мне спросить, вижу я или не вижу его. Я-то вижу и сам знаю об этом, но как это может устранить твои заблуждения? Если бы ты сам прозрел, то это равно не устранило бы моих заблуждений! Так почему же ты не хочешь сам познать и сам узреть, интересуясь лишь тем, вижу я или не вижу?!

Шэньхуэй еще раз поклонился патриарху сотню раз, выразив свое величайшее раскаяние, и попросил Хуэйнэна простить его. И после этого служил Наставнику, не отходя от него ни влево, ни вправо²³⁴.

Однажды, обратясь к пастве, Наставник сказал:

— У меня есть одна вещь, у которой нет ни начала, ни конца, нет ни имени, ни названия, нет ни зада, ни переда. Может кто из вас знает, что это такое?

Вперед выступил Шэньхуэй и произнес:

— Это — исток всех Будд и природа Будды самого Шэньхуэя.

— Разве я не сказал, — воскликнул Хуэйнэн, — что у нее нет ни имени, ни названия! Ты же называешь ее «истоком» и «природой Будды». Даже если ты поселишься в соломенной хижине, то все равно сумеешь стать лишь «последователем учения знающих и трактующих»!²³⁵.

(После смерти патриарха Шэньхуэй переехал в Лоян, где широко распространил учение школы внезапного просветления из Цаоси, написав трактат «Сян цзун цзи» («Записи подробных [наставлений] в учении»). Он стал повсеместно известен под именем Хэцзэ чаньши — «Чаньский наставник Лотосового Пруда»)²³⁶.

Патриарх, видя, сколь много сложных вопросов, возникающих от несовершенства сердца, задают ему ученики и сколь много таких людей собралось перед его местом, в жалости своей обратился к ним:

— Люди, что изучают Путь, должны целиком избавиться от всех мыслей — как хороших, так и дурных. Лишь безымянному можно дать имя. И имя этого — «само-природа». То, что не имеет двух природ, именуется «доподлинной природой», и на этой доподлинной природе стоят все школы и учения. И говоря об этом, надо тотчас прозреть [собственную природу]!»²³⁷

Все люди, которые услышали эти слова, поклонились Хуэйнэну и попросили его быть их Наставником.

Глава 9
ВЫСОЧАЙШЕЕ ПОКРОВИТЕЛЬСТВО ДХАРМЕ

В начале годов Шэньлунь (705 г.) в день высшего Первоначала (15 числа первого месяца года) в своем высочайшем эдикте императрица Цзэтянь и император Чжун-цзун сказали: «Мы пригласили двух учителей, Хуэйаня и Шэньсюя, прибыть ко двору и получить наши высочайшие дары, а в моменты отдохновения от наших тронных дел Мы бы изучали у них колесницу Единого²³⁸. Но в своей глубочайшей скромности оба учителя сказали: "На юге живет чаньский Наставник Хуэйнэн, который получил тайну [знания] Дхармы и рясу от Пятого патриарха Хунжэня и [ныне] передает печать "сердца Будды". Пригласите его к себе".

И сейчас Мы посылаем нашего особого посланника евнуха Пи Вэня с настоящим письмом, дабы пригласить [Наставника к Нам]. Надеемся, что Учитель будет столь милостив в своих помыслах, что не замедлит прибыть в столицу».

Но Учитель заявил, что желает провести остаток своих дней в «горных чащах»²³⁹.

Пи Вэнь же сказал:

— Благодатные чаньские наставники в столице обычно говорят: «Если хочешь познать Путь [Будды], то необходимо, сидя в медитации (чань), изучать самадхи (дин). Если же не практикуешь ни созерцания, ни самадхи, то никогда не сможешь достичь освобождения. Могу ли я узнать Ваше мнение по поводу этих высказываний?

— Дао прозревается сердцем, — ответил Хуэйнэн, — так причем же здесь «сидячая» [медитация]? «[Ваджрачхедика]-сутра» говорит: «Тот, кто считает, что Татхагата (Воистину пришедший — Будда) либо лежит, либо сидит, следует неверным путем». Почему? Нет места, откуда он пришел, равно как и нет места, куда он уйдет. Не иметь ни рождения, ни смерти — вот это и есть чистейший чань Татхагаты. Все дхармы пустотны и покойны, и именно таково чистейшее сидение Татхагаты [в медитации]. И если внимательно посмотреть, то нет здесь ничего такого, что необходимо бы было «достигать», так к чему же беспокоить себя [мыслями] о сидении?

— По моему возвращению в столицу, — продолжал Пи Вэнь, — императрица обязательно станет расспрашивать меня. Я надеюсь, что Вы, Наставник, проявите милосердие и укажете мне на самое важное в сути [вашего учения], дабы я мог поведать об этом не только самим правителям в их двух дворцах, но и всем тем в столице, кто изучает Путь. Подобно это будет одному светильнику, что зажжет сотни и тысячи других светильников. И свет придет на смену темноте, и свету этому не будет предела.

— Дао не имеет светлого и темного, «свет» и «тьма» — это лишь два понятия, что противоположны друг другу. И когда мы говорим, что «свету не будет предела», мы подразумеваем наличие этого предела, поскольку именно оппозиция этих двух понятий и определяет само их наличие. Вот почему «[Вималакирти-нидреша]-сутра» говорит: «Дхарма не может быть сопоставима ни с чем, поскольку не найти ей аналогов».

— Под «светлым» я подразумеваю мудрость, — сказал Пи Вэнь, — а под «темным» — незнание (клеша).

И если человек, что пестует Дао, не сможет своей мудростью разбить незнание, то как же он сможет избавиться от бесконечного круга рождений и смертей?

— Незнание — это бодхи, — ответил Наставник — [Незнание и бодхи] не двойственны и не различны. И если [говорить] о том, чтобы своей мудростью разбить незнание, то это будет взглядами последователей учения о «двух колесницах» — быка и оленя²⁴⁰. Люди великого корня и высшей мудрости, конечно же, не придерживаются этих взглядов.

— Так какого же учения придерживается школа Большой колесницы — школа Махаяны? — спросил Пи Вэнь.

— Свет (просветление) и его отсутствие с точки зрения обычного человека являются двумя разными вещами. Мудрый же достигает знания того, что их природа не двойственна. Отсутствие двойственной природы и является полнотой (ши) природы. Полнота природы такова, что у обычного человека, глупца, в ней ничего не убавляется, а у мудреца ничего не прибавляется. Она не придет в хаос, если кто-то пребывает в незнании, и не успокоится, если кто-то находится в чаньском самадхи. Она и не конечна и не вечна, не приходит и не уходит. Не пребывает между этим и не находится ни внутри, ни снаружи, не рождается и не умирает. Природа этого и его вид лишь «подобны» [чему-то]; пребывая вечно, это не меняется. А именем называем его Дао²⁴¹.

— Учитель, Вы говорите, что оно (Дао — А.М.) не рождается и не умирает. Так не подобно ли это «внешнему пути» (тому, чему учат другие школы — А.М.)?

— Когда внешние школы говорят об отсутствии рождения и смерти, они призывают прекратить смерть, чтобы прекратить жизнь, и жизнью оттеняют смерть. И смерть становится еще более бессмертной, а жизнь, можно сказать, безжизненной. Смерть более не приходит, но и жизнь более не возникает. Когда я говорю об отсутствии рождения и смерти, я [имею в виду], что изначально не было рождения, а сегодня нет и смерти²⁴². И потому это отличается от той трактовки, что предлагают другие школы. Если же вы хотите познать суть моего учения, Вы должны избавиться от всех мыслей о хорошем и дурном, естественно проникнуть в чистоту сердца, постоянно оставаться в покое, и тогда использование мельчайшего будет подобно речному песку.

Пи Вэнь, слушая наставления Учителя, внезапно получил великое просветление. Он поклонился Учителю и распрощался с ним, а вернувшись во дворец, передал все слова Наставника.

В тот же год девятого дня девятой луны был издан эдикт, который так говорил о Наставнике: «Будучи больным и в преклонных летах, Наставник отклонил [наше приглашение прибыть в столицу]. Посвятив всю свою жизнь пестованию Дао, он стал Нивой благодати нашего государства! Будучи подобным Вималакирти, который восстанавливал свои силы после болезни в Ваисали, он широко распространяет суть буддийского учения Большой колесницы, говоря о недвойственности Дхармы. Пи Вэнь передал Нам наставления Учителя о его понимании и видении Татхагаты. Мы были премного счастливы той благодати, которая поселилась в наших корнях. Встретив Наставника, что поведал миру [учение, мы поняли принцип] внезапного просветления Высшей колесницы. Мы ощутили милосердие Наставника Лотоса, дабы обладать им бесконечно».

[Вместе с этим Учителю] было поднесено одеяние Моно²⁴³ и чаша горного хрусталя, наместнику области Шаочжоу было велено отремонтировать монастырь, а месту, где обитал Наставник, было дано имя Гоэньсы — «Монастырь национального милосердия».

Глава 10
ЗАВЕТ²⁴⁴

Однажды Наставник обратился к своим ученикам Фахаю, Чжичэну, Фада, Шэньхуэю, Чжичану, Чжитуну, Чжичэ, Чжидао, Фасю, Фажу со следующими словами:

— Вы не подобны другим людям. После того, как я умру (уйду в Паринирвану), каждый из вас станет наставником в своей местности²⁴⁵. И сегодня я объясню вам, как, [наставляя других], не утратить смысл нашей школы.

Прежде всего, необходимо рассказать о трех категориях дхарм, о тридцати шести парах противоположностей в движении, о близости и различиях в «появлении» и «исчезновении»²⁴⁶. Наставляйте, что все дхармы не существуют в отрыве от изначальной природы. Когда же кто-нибудь спросит вас о Дхарме, отвечайте ему через пару [противоположностей] и объясняйте, что все выходит из своей противоположности, а приход и уход (появление и исчезновение — А.М.) являются причинами друг друга. В конце концов, эти две противоположности исчезнут, и тогда не будет никакого иного места [в этом мире].

Тремя категориями дхарм являются скандха, дхату, аятна²⁴⁷.

Существуют пять скандх²⁴⁸, пять скоплений (панна-скандха): материальные проявления, ощущения, образы, деяния и сознание.

Существуют двенадцать аятан, состоящих из шести внешних нечистых [опор сознания, или проявлений] (чэнь): внешний вид, звук, запах, вкус, осязание, интеллект, — и шести «внутренних врат», [через которые шесть нечистых проникают в человека]: глаза, уши, нос, язык, тело, мысль.

Существуют восемнадцать дхату: шесть нечистых опор сознания, шесть врат и шесть типов знания (виджняна).

Поскольку наша природа способна вобрать в себя мириады дхарм, она зовется сознанием-сокровищницей (алая-виджняна). Но лишь только в нас зарождаются мысли, они тотчас трансформируется в [различные типы] знания. Зародившись, шесть типов знания выходят из шести врат и встречаются с шестью нечистыми опорами сознания. И таким образом восемнадцать дхату получают свое «использование» (функцию) из нашей природы. Если наша природа ложна (се), то рождаются восемнадцать ложных проявлений, если же она праведна — то восемнадцать праведных проявлений. Если это — «использование злого», то это и есть использование живых существ. Если же это — «использование доброго», то это и есть «использование Будды». [Таким образом], различие в «использовании» проистекает из самой нашей природы²⁴⁹.

Дхармы, что противоположны друг другу, принадлежат внешнему миру. В мире существует пять пар противоположностей (у дуй): Неба и Земли, солнца и луны, света и тьмы, инь и ян, воды и огня.

Дхармалакшаны (внешние феномены) подразумевают двенадцать пар противоположностей: речи и дхармы, наличия и отсутствия, обладания формой (руна) и необладания формой (арупа)²⁵⁰, обладания проявлениями (лакшанами) и необладания проявлениями, отравляющего влияния внешнего мира (асрава²⁵¹) и отсутствия этого влияния, формы (руна) и пустоты (шунъята), движения и покоя, чистоты и загрязненности, обыденности и святости, монашеского и мирского, старого и младого, великого и малого.

Существуют девятнадцать пар противоположностей, что зарождаются от использования собственной природы: длинного и короткого, ложного и праведного, замутненного и мудрого, незнания и мудрости (праджня), хаоса (луань) и самадхи, милосердного и отравляющего, предписаний (сила) и вседозволенности, прямого и искривленного, наполненного и пустого, угрожающего и умиротворенного, незнания (клеша) и просветления (бодхи), постоянного и непостоянного, добродетельного и злого, счастливого и злосчастного, великодушного и низкого, движения вперед и назад, рождения и угасания, дхармакаи и физического тела, самбхогакаи и нирманакаи. Учитель добавил:

Тот, кто знает, как использовать эти тридцать шесть пар противоположностей, тот способен проникнуть в Принцип, который пронизывает Единым все сутры. Проникая и выходя, он способен избежать [следующих] двух крайностей.

Используя собственную внутреннюю природу или беседуя с людьми, [вы должны] снаружи освободить себя от привязанностей к внешним образам (самаджня), внутри же — опустошить себя от [идеи] Пустоты²⁵². Если же целиком отдаться созданию образов [внешнего мира], то именно из этого произрастут ложные взгляды. Если же полностью придерживаться [идеи] о Пустоте, то именно из этого произрастет непонимание.

Человек, что [слепо] придерживается идеи Пустоты, будет поносить сутры, прямо говоря: «Не следует использовать письмена»²⁵³. Говоря о «неиспользовании письмен», человек не будет пребывать в согласии со словами, поскольку эти слова являются внешними представлениями письмен. Он также может говорить: «Истинный путь заключен в том, чтобы не опираться на письмена». Но ведь эти два иероглифа — «не опираться» — также являются письменами! Увидев человека, говорящего такие слова, он будет поносить его рассуждения о письменах. Все вы должны знать об этом!

Можно смириться с тем, что этот человек заблуждается сам, но он к тому же поносит сутры. Поносить сутры нельзя, ибо столкнешься с бесчисленными препятствиями и грехами!

Тот, кто придерживается внешних представлений, стремится достичь истины, придерживаясь определенного учения, либо создает множество мест для проповедей²⁵⁴, где премного страдает рассуждениями о наличии и отсутствии. Но такой человек даже через множество кальп не сможет узреть своей изначальной природы.

Однако [нам следует], опираясь на Дхарму, свершать истинные деяния, а не думать о сотнях вещей, создавая себе тем самым препятствия на Пути к изначальной природе. Если же только слушать наставления, но не следовать [истинным деяниям], то все это лишь породит ложные мысли. Но если свершать все деяния, следуя Дхарме, то мы не будем подвержены тяге к созданию [ложных] образов.

Если вы поймете это и будете проповедовать и действовать через нее (Дхарму — А.М.), использовать ее, то тогда наша изначальная школа никогда не будет утрачена.

Если встретится вам человек, который будет вопрошать вас о смысле [учения], то на вопрос о наличии (бытие) говорите об отсутствии (небытие). Если же он будет спрашивать об отсутствии [Дхармы], отвечайте ему о наличии. Будет вопрошать о мирском — рассказывайте о священном, а на вопрос о священном поведайте ему о мирском. Два пути являются причиной друг друга, [в результате чего] и рождается смысл Срединного Пути. Если вас спрашивают о чем-либо, отвечайте через противоположность этому. Именно так отвечая на вопрос о чем-либо, вы никогда не утратите Принципа (ли).

Предположим, кто-нибудь спрашивает вас: «Что называют темнотой?». Ответить надо так: «Свет — это предшествующая причина (хету), темнота — это следствие (или порожденная причина, пратъяя — А.М.). Если бы не было света, не было бы и темноты, а значит через свет мы понимаем темноту, через темноту понимаем свет, и таким образом они являются причинами друг друга, формируя смысл Срединного Пути»²⁵⁵. Все вопросы можно досконально разъяснить именно таким образом.

Передавая Дхарму последующим поколениям, обучите их [тому, что я сказал], — да не утратится суть нашей школы!

В первый день седьмой луны Яньхэ первого года Тайцзи (710 г.) Наставник приказал своим ученикам отправиться в Синьчжоу, в монастырь Гоэньсы, и построить там ступу, наказав поторопиться с работой. К концу лета следующего года строительство было завершено. В первый день седьмой луны Наставник собрал своих последователей и сказал:

— Я покину этот мир в восьмом месяце. Если у кого из вас еще остались сомнения, спросите меня, пока не поздно, дабы разбил я все ваши сомнения и положил конец вашим заблуждениям. Ибо после того, как я покину вас, не найдется никого, кто смог бы вас наставить.

Фахай и остальные ученики, услышав это, залились слезами, в то время как один лишь Шэньхуэй остался духом спокоен, недвижим и не проронил ни слезинки.

Наставник же сказал:

— Младший учитель²⁵⁶ Шэньхуэй достиг [такого состояния сознания, которое не знает разделения] на доброе и плохое, похвала или порицание не смогут поколебать его, горести и радости не рождаются в нем. Остальные же не достигли этого. После стольких лет воспитания в горах какое Дао обрели вы? Почему вы убиваетесь и плачете сегодня? Неужели вы убиваетесь по мне из-за того, что я не знаю, куда ухожу? Но сам я знаю, куда отправляюсь, а поэтому не стоит горевать и лить слезы. Если бы я не знал, куда ухожу, как бы я смог заранее сообщить вам об этом? Вас заставляет плакать то, что вы сами не знаете, куда я ухожу. Но если бы вы знали это, то не горевали и не предавались слезам. В природе Дхармы нет ни рождения, ни смерти, ни прихода, ни ухода. Сядьте все, я прочту вам стих, что зовется «Гатхой об истинном и ложном, о движении и покое». Если вы будете повторять этот стих, то ваше сознание станет тождественным моему, именно так вы и будете пестовать свои поступки, не утратив сути нашей школы.

Все монахи поклонились ему, попросив Учителя произнести стих.

В гатхе говорилось:

Нет ни одной [вещи], что содержала бы в себе истину²⁵⁷, и не имеет смысла смотреть на нее как на реальность.
И если смотреть на вещи как на истинные, то в конце концов узреем лишь ложное.
Если бы мы могли лишь своей волей избавиться от заблуждений,
Но сердце само по себе не способно отринуть ложное.
Так где же в неистинном найдется место для истинного?
Тот, кто обладает чувствами, топ] привержен движет
Тот же, кто не [захвачен] чувствами, пребывает в недвижимости [подобно дереву и камню].
Если пестовать недвижимое поведение, то станешь тождественен тому, что не обладает ни чувствами, ни движением²⁵⁸.
И если бы вы могли узреть «истину вне движения», то в движении пребывала бы недвижимость. «[Пребывание] же в недвижимости» означает [лишь простое] отсутствие движения, а пребывание «вне чувств» означает отсутствие семян Будды²⁵⁹.
Способный к [постижению] добродетели может различать многообразные внешние проявления и прежде всего — недвижимость.
И если взирать на все именно таким образом, то это и будет использование Истиной таковости (Татхагаты).
Тот, кто объявляет себя «[следующим] Пути-дао», с превеликим тщанием должен использовать смысл этого.
Те люди, что стоят вне школы Махаяны, придерживаются знания о [круговороте] жизней и смертей. Если их речи совпадают с нашими, мы можем вместе с ними обсудить смысл буддизма. Если же их практика отличается от нашей, мы просто [поприветствуем их], сложив ладони перед грудью, и тем самым оставим их счастливыми. Школа наша изначально сторонилась споров, ведь спорить обо всем этом означает лишь утратить смысл Дао. Те школы Дхармы, что ведут полемику друг с другом, уже по своей изначальной природе вступают [в чертоги бесконечной череды] жизней и смертей.

После того, как община услышала эту гатху, все поклонились [Хуэйнэну]. Поняв смысл того, о чем говорил

Учитель, каждый обрел покой в своем сердце и решил совершать поступки, опираясь лишь на учение Дхармы, и не вступать в споры с другими школами. К тому же знали они, что Учителю недолго осталось пребывать в этом мире, и Фахай, встав, вновь поклонился Учителю и спросил:

— Когда Вы, достойный монах (Учитель), обретете Паринирвану (умрете), кому будет передана ряса и Дхарма?

— Все, что я говорил вам в монастыре Дафаньсы вплоть до моих сегодняшних слов, должно быть записано и распространено под названием «Фабао таньцзин» («Сутра Помоста драгоценности Дхармы»)²⁶⁰, — ответил Наставник. — Берегите ее и передавайте из поколения в поколение, дабы спасать живые существа²⁶¹. И если вы будете проповедовать именно на ее основе, то это и будет Праведным законом Дхармой). Сейчас я говорю лишь о проповеди [учения нашей школы], но [традиция] передачи рясы не будет продолжена. И это потому, что корни вашей веры мощны и плодоносны, есть в вас решимость и нет сомнений и лежит на вас исполнение великих дел. Все это находится в соответствии с той гатхой, что завещал нам Первопатриарх, Великий учитель Дамо:

Я пришел на эту землю, дабы передать Дхарму и спасти тех, кто заблудился в чувствах своих;
И если на одном цветке раскрылись пять листьев, то плоды родятся сами²⁶².

Учитель вновь обратился к общине:

— О глубокомудрые! Пусть каждый из вас очистит свое сердце и внимательно вслушается в мои слова! Тот, кто хочет достичь всеохватной мудрости [Будды], должен достичь «самадхи единого проявления» и «самадхи единого действия». Где бы ни находились, мы должны освободить себя от любых внешних проявлений, а по отношению к ним у нас не должны рождаться ни ненависть, ни любовь — относитесь к ним нейтрально. Не думайте о таких вещах, как достижение выгоды или неудача, будьте спокойны и безмятежны, пустотны и чисты. Это и будет называться «самадхи единого проявления». Где бы вы ни находились, идете вы или стоите, сидите или лежите, всегда будьте прямосердечны, и вам даже не [потребуется] свершения [ритуалов] в ваших обителях, как вы воистину достигнете Чистой земли²⁶³. Вот это и будет называться «самадхи единого действия».

Вот каков человек, что обладает этими двумя формами самадхи: он подобен земле, что содержит [сначала] сокрытые семена, которые [затем] вскармливаются, прорастают, цветут и наконец дают плоды. Именно таковы единое проявление и единое действие.

То, что я сегодня проповедую вам, подобно сезонному дождю, который омывает великие земли. Природа Будды внутри вас может быть уподоблена семенам, что омываются дождем и благодаря этому прорастают. Тот, кто отнесется со вниманием к моим наставлениям, обязательно достигнет просветления-бодхи. Тот, кто будет руководствоваться моими деяниями, обязательно получит утонченные плоды [природы Будды].

Послушайте мою гатху:

Семена [Будды] заключены в нашем сердце-основе,
Всеохватный дождь напитывает ростки.
[Как только] распустятся цветы внезапного озарения,
Так тотчас плоды просветления-бодхи родятся сами.

Произнеся эту гатху, Учитель добавил:

— Дхарма недвойственна, таково и сердце. Путь-Дао чист и превосходит все внешние проявления. Остерегайтесь [практиковать лишь] «взирание в покое» и «опустошение сердца» (сидячую медитацию — А.М.). Сердце наше чисто изначально, а значит, нам не надо стремиться к чему-то или что-то отвергать. Каждый должен сам все делать с усердием и тщательно следовать обстоятельствам»²⁶⁴.

Вся паства поклонилась [Хуэйнэну] и удалилась.

Восьмого дня седьмого месяца Учитель неожиданно наказал своим ученикам:

— Я собираюсь вернуться в Синьчжоу, [к себе на родину]. Подготовьте побыстрее лодку.

Все ученики в великом сожалении просили его остаться, но учитель сказал:

— Будда, явившись в этот мир, показал нам нирвану. Тот, кто приходит [в этот мир], должен [однажды] покинуть его — таков естественный принцип. Мое тело возвращается туда, где ему уготовлено место.

Монахи же просили:

— После того, как Вы уедете [в Синьчжоу], Вы можете рано или поздно вернуться к нам.

Но Учитель сказал:

— Листья, опадая, возвращаются к корням. Увы, не может быть и речи о моем возвращении.

Тогда монахи вновь спросили:

— Кому передадите Вы сокровищницу истинного ока Дхармы?

— Человек, что обладает Путем-Дао, получит ее. Непривязанный к своему сердцу проникнет в нее, — ответил Учитель.

— Какие трудности ожидают нас в дальнейшем? — спросили монахи.

— Через пять-шесть лет после моей смерти появится некий человек, что украдет мою голову²⁶⁵. Послушайте мое пророчество: прежде всего кормите родственников²⁶⁶. Во рту должна быть пища²⁶⁷. Когда придут трудности, Ян и Лю станут чиновниками²⁶⁸. И еще скажу я вам: через семьдесят лет после того, как я покину вас, придут два бодисаттвы с Востока — один монах, один мирянин. И будут они вместе распространять [учение], станут основателями нашей школы, будут строить и реставрировать монашеские обители²⁶⁹, и последователи их будут процветать.

— Не знаете ли Вы, сколько прошло поколений от первого Будды до сегодняшнего дня? — спросили монахи.

— Древних Будд, что приходили в этот мир, бесчисленное множество и сосчитать их невозможно. Давайте начнем с [последних] семи Будд. Будды прошлых кальп (аламкаракалъпа) — это Випассин, Сикхин и Виссабху. Будды настоящей кальпы (бхадракалъпа) — это Какусундха, Конагамана, Кассапа, Гаутама. Таковы эти семь Будд²⁷⁰.

Будда Шакьямуни передал [учение] сначала арье Махакашьяпе, вторым патриархом стал арья Ананда, третьим — арья Санаваса, четвертым — арья Упагупта, пятым — арья Дхиритака, шестым — арья Мичака, седьмым — арья Васумитра, восьмым — Буддхананди, девятым — арья Буддхамитра, десятым — арья Парсва, одиннадцатым — арья Пуньяясас, двенадцатым — бодисаттва Асвагоша, тринадцатым — арья Капимала, четырнадцатым — бодисаттва Нагарджуна, пятнадцатым — арья Канаева, шестнадцатым — арья Рахулата, семнадцатым — арья Сангхананти, восемнадцатым — арья Сангхаясас, девятнадцатым — арья Кумарата, двадцатым — арья Джаята, двадцать первым — арья Васубхадху, двадцать вторым — арья Манура, двадцать третьим — арья Хаклена, двадцать четвертым — арья Синха, двадцать пятым — арья Басиасита, двадцать шестым — арья Пуньямитра, двадцать седьмым — арья Праджнятара, двадцать восьмым — арья Бодхидхарма, двадцать девятым — великий учитель Хуэйкэ, тридцатым — Сэнцань, тридцать первым — великий учитель Даосинь, тридцать вторым — великий учитель Хунжэнь. Я же, Хуэйнэн, являюсь тридцать третьим патриархом²⁷¹. От предыдущего патриарха каждый [последующий] получал наставления. Гак и вы от одного к другому, из поколения в поколение должны распространять и передавать учение.

В первый день второго года эры Гуйчоу, в третий день восьмого месяца (713 г.) в монастыре Гоэньсы²⁷² Великий учитель, приняв пищу, обратился к своим ученикам:

— Прошу вас, рассядьтесь в установленном порядке, я хочу попрощаться с вами.

Фахай спросил:

— Какие наставления оставите Вы нам, дабы все заблудшие люди нынешнего и всех последующих поколений смогли бы прозреть природу Будды?

Учитель сказал:

— Все вы послушайте об истине! Если все заблуждающиеся люди последующих поколений сумеют познать живых существ, то это и будет [проявлением] природы Будды. Но если они не познают этого, то даже за десять тысяч кальп им будет весьма сложно достичь Будды.

Сегодня я научу вас, как познать живых существ внутри вашего сердца и через это узреть природу Будды, что живет в вашем сердце. Если вы желаете узреть Будду, то будет вполне достаточно познать живых существ. И все это потому, что именно люди порождают в себе заблуждения по поводу Будды, но отнюдь не Будда вводит в заблуждение людей. Когда внутренняя природа [людей] испытывает пробуждение, то именно они сами и являются Буддами. Если же их внутренняя природа пребывает в заблуждениях, то Будда становится человеком. Когда по своей внутренней природе они становятся равны, то любое живое существо и есть Будда. Если же их внутренняя природа обращена к ложному и опасному, то Будда превращается в обычного человека. Если ваше сердце искажено и искривлено, то Будда становится человеком. Если же в своей единой мысли вы ровны и прямы, то это значит, что человек стал Буддой. Мое сердце само по себе обладает Буддой, этот само-Будда и есть Истинный Будда. И если Будды нет внутри нашего сердца, то где же еще искать истинного Будду? Ваше собственное сердце и есть Будда — даже не сомневайтесь в этом! Снаружи этого нет ничего, что могло бы возникнуть, всё изначально представляет собой мириады явлений (дхарм), порождаемых нашим сердцем. Поэтому Сутра говорит: «Когда сердце (работа сознания — А.М.) рождается, то к жизни приходят самые различные явления, и когда [это же] сердце угасает, угасают и самые различные явления».

Сегодня, расставаясь с вами, я оставлю вам гатху, которая называется «Гатхой Истинного Будды собственного сердца». Наши потомки, если сумеют понять смысл этой гатхи, сами прозреют свое изначальное сердце и сами обретут Путь Будды. Гатха гласит:

Таковостъ (татхата) собственной природы и есть Истинный Будда.
В то время как ложные взгляды и три яда — это и есть искуситель Мара.
И в тот момент, когда в нас живут ложные воззрения и заблуждения, внутри нас поселяется Мара.
В момент обретения праведных взглядов Будда восходит на свой престол.
Когда внутри нашей природы рождаются ложные взгляды и три яда, то это значит, что владыка Мара пришел и овладел нами.
Праведные взгляды сами устранят три яда в нашем сердце.
И в тот же момент Мара превратится в Будду, а в истинном отныне не будет ложного.
Дхармакая, нирманакая и самбхогакая — все эти три тела изначально представляли собой единое тело.
И если внутри собственной внутренней природы вы сумеете сами прозреть [эти три тела],
Это и станет залогом того, что вы обратитесь в Будду и достигнете просветления-бодхи.
С самого начала именно из нирманакаи рождается наша чистая природа²⁷³,
Чистая природа постоянно пребывает в нирманакае.
Именно чистая природа может повести нирманакаю по праведному пути,
И однажды это приведет к абсолютно самодостаточной и воистину безграничной [в своих заслугах и добродетелях] самбхогакае.
Загрязненная природа в своей основе являет собой причину чистой природы,
И стоит нам лишь избавиться от загрязнений, как тотчас проступит чистая природа дхармакаи.
В природе своей каждый пускай избавится от [господства] над ним пяти чувств.
И тогда, пускай лишь на краткий миг (ксана), ты узреешь свою природу — это уже и будет истиной.
В этом рождении вам довелось встретиться с учением Школы внезапного просветления, и мы стремимся узреть внутри нашей природы Правителя Мира сего (Бхагават — Будду).
Тот же, кто желает обрести Будду через какую-то [внешнюю] практику — разве он знает, где следует искать истину?
Тот же, кто окажется способен прозреть истину в своем сердце, [пусть знает, что] обретение истины и есть причина становления Буддой.
Тот же, кто, не прозрев собственной природы, станет снаружи искать Будду в своем возбужденном сознании, окажется величайшим глупцом.
То учение Школы внезапного просветления, что я оставляю вам, предназначено для спасения людей, живущих в этом мире, которым необходимо прежде всего заниматься воспитанием самих себя.
К вам обращаюсь, мои последователи Пути в будущих поколениях, — если вы не будете следовать прозрению [собственной природы], то это станет лишь пустой тратой времени.

Закончив читать гатху, Наставник добавил:

— Берегите себя. Когда я покину этот мир, не следуйте мирской традиции и не выражайте чувства причитаниями и слезами! Тот, кто будет выражать соболезнования или обрядится в траурные одежды — тот не мой ученик! То — не истинное Учение! То, что вам действительно следует делать — это постигать свое изначальное сердце, прозревать свою изначальную природу. Не пребывать ни в покое, ни в движении, не рождаться и не умирать, не приходить и не уходить, не являться и не исчезать, не пребывать, но и не отсутствовать.

Боюсь лишь, что сердца ваши пребывают в заблуждениях и вы не сможете уловить смысл того, что я говорил вам. А поэтому я сегодня вновь повторяю это, чтобы вы смогли прозреть собственную природу. Если вы будете следовать моим наставлениям после того, как я уйду, то это будет означать, что я остаюсь жив. Если же [в своих поступках] вы будете противоречить моему учению, то даже если бы я оставался жив, все равно бы не было для вас никакой пользы. Затем Наставник вновь произнес гатху:

В недвижимости не воспитать доброты.
Вздымаясь вверх, не совершай зла,
Пребывая в покое, откажись от того, чтобы видеть и слышать,
Будучи умиротворенным, пребывай своим сердцем нигде.

Произнеся гатху, Наставник благовейно сел и пробыл так до третьей стражи²⁷⁴. Затем он неожиданно сказал ученикам: «Я ухожу!» — и внезапно исчез. В тот же момент удивительные ароматы наполнили комнату, и белая радуга встала над землей. Лес поседел, а птицы и животные испустили скорбные крики.

В одиннадцатом месяце чиновники из Гуанчжоу, Шаочжоу и Синьчжоу, а также последователи школы [Хуэйнэна], монахи и миряне, затеяли спор о том, где следует захоронить Истинное Тело, и никак не могли придти к единому решению. Наконец, они возожгли благовония, помолились и сказали: «Пускай дым от благовоний и укажет нам на нужное место. Туда и вернется патриарх!». Дым указал в сторону Цаоси. Итак, третьего дня одиннадцатого месяца туда был перенесен священный склеп²⁷⁵ с телом вместе с патрой и рясой²⁷⁶. На следующий год 25 числа седьмого месяца склеп вновь достали, и ученик [Хуэйнэна] Вань Бянь обмазал его благовонными глинами. Последователи школы [Хуэйнэна], памятуя о предсказании, что кто-то выкрадет голову патриарха, обернули шею учителя, дабы защитить ее, железными листьями и материей, пропитанной лаками, а затем вновь положили в ступу.

Внезапно изнутри ступы вознесся столб белого сияния, ударив прямо в небо, и так держался три дня. Чиновники из Шаочжоу доложили об этом на Высочайшее имя, и императорским указом было предписано возвести здесь стелу, дабы увековечить деяния Наставника. Патриарх прожил 76 весен и осеней, в 24 года ему была передана ряса, в 39 лет он принял постриг, в течение 37 лет он проповедовал Учение ради блага всех живых существ, 43 его ученика получали от него наставления в Дхарме и с его особого согласия стали его преемниками, и даже невозможно узнать число тех, кто достиг с его помощью пути просветления и преодолел мирскую жизнь.

Ряса, передаваемая от Бодхидхармы, одежды Моно, преподнесенные императором Чжун Цзуном²⁷⁷, нефритовая чаша, статуя патриарха, изваянная Вань Бянем, и другие священные предметы были переданы хранителю ступы в молитвенном месте монастыря Баолиньсы. «Сутра Помоста» получила широкое распространение, ясно выражая наставления патриарха. Все это было совершено ради восславления Трех драгоценностёй (Будды, Дхармы, сангхи), равно как и ради пользы всех живых существ.

Записи Линтао278

После того, как тело патриарха поместили в ступу, в полночь третьего дня восьмого месяца десятого года эры Кайюань (722 г.)²⁷⁹, внезапно из пагоды послышались звуки, будто кто-то вытягивает железную цепь. Разбуженные шумом монахи увидели человека в траурных одеждах, убегающего прочь от ступы. Осмотрев тело, монахи обнаружили на голове патриарха раны. Об этом происшествии было сообщено в областную и уездную управы, уездному главе Ян Каню и наместнику Лю Утяню²⁸⁰. Получив сообщение, они объявили тщательный поиск преступника, каковой и был обнаружен пятью днями позже в деревушке Шицзяоцунь и препровожден в Шаочжоу на допрос. Он сообщил: «Моя фамилия Чжан, зовут Цзиньмань, происхожу из области Жучжоу, уезда Ляньсянь. В Хунчжоу в монастыре Кайюаньсы получил я две тысячи монет от монаха из Синьло (Кореи — А.М.) по имени Цзиньдахэн за то, чтобы выкрасть голову Шестого патриарха, которая должна быть отправлена за восточное море (в Корею — А.М.) для поклонений».

Записав все услышанное о происшествии, наместник Лю, однако, не вынес еще судебного решения. Он отправился в Цаоси, дабы спросить [мнения] Линтао — старшего ученика Наставника, и поинтересовался:

— Нужно ли рубить голову преступнику?

— Согласно законам государства, — объяснил Линтао, — принцип требует, чтобы он был казнен. Однако буддийское учение о сострадании учит, что с родными и врагами следует обращаться одинаково, а учитывая, что поводом для преступления явилось благоговейное почитание патриарха, то преступник может быть прощен.

— Лишь теперь я начинаю понимать, как обширна и велика буддийская школа! — воскликнул наместник Лю.

Арестованный был отпущен на свободу²⁸¹.

Император Кан-цзун отправил своего особого посланника попросить патру и рясу Наставника, перед которыми пожелал совершить поклонение. Так продолжалось до пятого числа пятого месяца первого года эры Юнтай, пока императору Дай-цзуну не привиделся сон, что Великий Наставник просит вернуть патру и рясу. Седьмого числа того же месяца был опубликован указ, адресованный наместнику Лю, который гласил:

«Его величеству привиделся сон, что Великий Наставник Хуэйнэн просит вернуть его монашескую рясу и патру в Цаоси. Великий генерал «Опора государства» (почетное воинское звание — А.М.) Лю Цзунцзин получил приказ передать все это с должным почтением в Цаоси. Его Величество назвал эти вещи «Сокровищами государства» и Вам предписывается хранить их в данном монастыре (Баолиньсы — А.М.) с величайшим тщанием, а также передать все это тем монахам, которые получали личные наставления от патриарха, строго оберегать их, дабы ни в чем не знали они нужды или заботы».

После этого реликвии неоднократно выкрадывались разбойниками, но каждый раз их успевали поймать еще до того, как они могли далеко убежать — и так повторялось четыре раза.

Император Сюань-цзун присвоил патриарху посмертный титул «Чаньский наставник Величайшего зерцала»²⁸² (Дацзинь чаньши), а на ступе его высек слова: «Сияние изначально гармоничного духа».

Другие записи о деяниях патриарха можно найти на стеле, сделанной танскими деятелями Ван Вэем, наместником Лю Сюаньюанем, наместником Лю Чуньяном.

Писано хранителем стелы шраманом Линтао.

Комментарии переводчика

Источник: Письмена на воде. Первые наставники Чань в Китае. Сост., пер., иссл. и комментарии А.А.Маслова. — Москва: Издательство Духовной Литературы, «Сфера», 2000. — 608 с. — Серия «Источники». ISBM 5-85000-058-5 ББК 86.3 М 31

Лотос 1999-2024 Сайт Лотоса. Системы Развития Человека. Современная Эзотерика. И вот мы здесь :) | Правообладателям | О проекте